1915 год. Апогей

19 августа (1 сентября) с поста товарища министра внутренних дел был смещен генерал В. Ф. Джунковский⁵⁵. Общественность немедленно связала уход еще одного сторонника великого князя с действием «темных сил», влиянием императрицы и Г Распутина. Любая отставка в этой обстановке превращалась в элемент политической игры и сопровождалась демонстрацией симпатий общественности к уволенному⁵⁶. На совещании представителей общественных организаций, прошедшем в Москве 16 (29) августа, обсуждалась перспектива совещания представителей Думы, которое якобы должен был собрать И. Л. Горемыкин для выяснения возможного списка правительства доверия. В результате было принято решение направить в Царское Село делегацию во главе с князем Г Е. Львовым в поддержку требования создать «ответственное министерство», а в случае ее неудачи начать мобилизацию общественности. Некоторые договорились даже до предложения отказаться от снабжения армии, чтобы заставить правительство пойти на уступки⁵⁷.

Правительство также не сидело сложа руки. 16 (29) августа оно выделило Земскому союзу 18,7 млн рублей на призрение раненых и больных на период до 1 (14) сентября 1915 г.⁵⁸ А затем общественности была сделана весьма важная уступка: 17 (30) августа, после того как думский законопроект о четырех Особых совещаниях (по обороне, топливу, перевозкам и продовольствию) прошел Государственный совет, он был утвержден императором. Особые совещания были тесно связаны с Земгором и ВПК и финансировались правительством, при этом они не получили централизованной системы контроля над военной экономикой. Даже военный министр фактически не руководил тремя совещаниями, получив право лишь приостанавливать выполнение их решений. «Законодательство 17 августа 1915 г., – справедливо отметил М. Ф. Флоринский, – создало многовластие в тылу, что грозило самым отрицательным образом сказаться и на мобилизации экономики, и на организации управления страной в целом»⁵⁹. 18 (31) августа Особые совещания были торжественно открыты в присутствии императора. В их состав вошли представители практически всех значимых думских фракций. Даже кадеты, несмотря на заявления о невозможности делового сотрудничества с властью, не покинули совещаний вплоть до революции⁶⁰. Это, впрочем, не помешало им быстро, буквально на следующий день, взять реванш.

Параллельно с открытием Особых совещаний и почти одновременно с организованной С. Д. Сазоновым «стачкой министров» в Москве состоялось заседание Городской думы. Кадеты, протестовавшие против тактики, предложенной на Московском совещании 16 (29) августа, получили возможность проявить себя. На экстренном заседании Московской думы превалировали именно их сторонники. Несмотря на телеграмму министра внутренних дел, запрещавшую дискуссии по политическим вопросам, кадеты немедленно приступили к их обсуждению⁶¹. Добиться своего удалось не сразу – экстренное заседание Московской городской думы началось в 11 часов вечера 18 (31) августа после прений, в которых звучали «упреки в малодушии». Тем не менее, обсудив ряд вопросов, связанных с жизнью города, и проблемы мобилизации промышленности на военные нужды, Дума перешла к политике. Инициатором этого перехода выступил А. И. Гучков, который в своей речи подчеркнул, что в сложившихся обстоятельствах именно Москва должна «сказать свое слово и по общим вопросам», а затем изложил программу будущего заявления по ним⁶².

В результате 19 августа (1 сентября) 1915 г. Московская городская дума приняла резолюцию, содержащую четыре основных положения: 1) «Москва знает, что во власти врага целый ряд наших городов и даже крепостей. Но Москва неуклонно и твердо верит в русскую армию и ее вождя – Великого Князя и готова напрячь все силы для создания условий, обеспечивающих победу. Война должна быть доведена до конца»; 2) все силы страны должны объединиться для победы; 3) основанием этого может быть единение Государственной думы со страной; 4) «стоящие ныне ответственные задачи требуют созыва правительства, сильного доверием общества и единодушного, во главе которого должно стоять лицо, которому верит страна». Резолюция была внесена М. В. Челноковым, но инициатором обращения стал присутствовавший и выступавший на заседании А. И. Гучков⁶³. Это была не просто поддержка Николая Николаевича (младшего), но и демонстрация недоверия к правительству во главе с И. Л. Горемыкиным⁶⁴.

Итак, кадеты отказались от выдвижения ультиматумов к власти, ограничившись призывами к ее единению с общественностью на основе своей программы⁶⁵. С самого начала их активным союзником выступил лидер октябристов. Такие же предложения были внесены московским купечеством, Тверской, Астраханской, Оренбургской и Петроградской городскими думами (в столице также активно действовал А. И. Гучков), Московской хлебной биржей, Костромским общегубернским кооперативным съездом, Рязанским губернским земским собранием, Земским и Городским союзами⁶⁶. Мощного единого выступления на основе резолюции Московской думы явно не вышло. Между тем в Ставке происходили важные изменения.

19 августа (1 сентября) последовал приказ о назначении М. В. Алексеева на должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, одновременно Николай II назначил генерала Н. Н. Янушкевича «помощником по военной части наместника Его Императорского Величества на Кавказе»⁶⁷. Через два дня произошло разделение Северо-Западного фронта. Генерал Н. В. Рузский был смещен с поста главнокомандующего 6-й армией и назначен главнокомандующим армиями Северного, а главнокомандующий 4-й армией генерал А. Е. Эверт – главнокомандующим армиями Западного фронта⁶⁸. А. А. Поливанов немедленно известил об этом Ставку и правительство. Эти назначения были восприняты позитивно⁶⁹. Вечером 20 августа (1 сентября) М. В. Алексеев прибыл в Могилев, при этом его сопровождали генералы В. Е. Борисов, М. С. Пустовойтенко и Ф. Ф. Палицын, а на следующий день он приступил к приему дел⁷⁰.

Отношения между новым начальником штаба Ставки и Николаем Николаевичем складывались вполне нормально. М. В. Алексеев предполагал, что ему придется служить под командованием великого князя, считая такую комбинацию вполне приемлемой. Не теряли надежду на подобный исход Петр Николаевич и Николай Николаевич. Верховный то заявлял, что благодарит Бога за то, что «с него снята ужасная обуза», то обсуждал, как помочь М. В. Алексееву в случае, если он останется во главе армий. Большая часть штаба считала, что время для перемен выбрано крайне неудачно⁷¹. Армия на фронте продолжала отступать, суворинское «Вечернее время» начало публикацию скандальных статей о Г Распутине⁷², а в столице между тем продолжалось либеральное наступление.

Выступавший 19 августа (1 сентября) 1915 г. в Думе председатель комиссии по военным и морским делам А. И. Шингарев предложил для преодоления кризиса с обученными кадрами привлечь служащих полиции: «Здесь вы найдете достаточный кадр офицеров, унтер-офицеров, знающих свое дело; здесь вы найдете значительное количество нижних чинов, обученных владеть оружием, годных для призыва немедленно в армию»⁷³. Это было уже третье пожелание такого рода, высказанное Думой, причем А. И. Шингарев жаловался на «непреодолимое сопротивление» со стороны МВД. Если задуматься, то к этим предложениям прекрасно подходят знаменитые слова Николая II о «бессмысленных мечтаниях», так оскорбивших в свое время представителей либеральной общественности.

Как отмечал по этому поводу другой член Государственной думы – Б. А. Энгельгардт, эти дебаты «показали, насколько даже члены Думы мало уясняют себе размеры потребности в людях как фронта, так и тыла. По почину крайнего правого крыла Государственной думы было внесено пожелание об отправке чинов полиции на фронт. Пожелание это было горячо поддержано крайними левыми в лице Керенского. Мера эта неминуемо должна была губительно отозваться на нашей полиции. Замена опытных полицейских новичками-инвалидами, конечно, должна была ослабить один из устоев, обеспечивающих внутренний порядок в стране, и это могло даже входить в программу деятельности революционно настроенной партии, но непонятной в данном случае является тактика правых. Она может быть объяснена лишь полным незнакомством с действительным положением вещей. Тщетно докладчик законопроекта пытался разъяснить, что замена старослужащих полицейских инвалидами, подрывая силу полиции в тревожное время войны, не принесет существенной пользы нашей армии. Действительно, число городской и сельской полиции не достигало и 345 тысяч человек, из коих лишь две трети находились в возрасте, подлежавшем призыву. Месячная потребность нашей армии в пополнениях превышала 300 тысяч, и мы, следовательно, ценой разгрома нашей полиции, при отправке на фронт всех полицейских чинов призывного возраста, т. е. 30 тысяч человек, могли дать армии лишь одну десятую ее месячного пополнения. И несмотря на явную несообразность меры, против которой горячо протестовал представитель Министерства внутренних дел, пожелание о проведении ее в жизнь прошло голосами правого и левого крыла Думы»⁷⁴.

Позиция МВД была легко объяснимой, по положению 1906 г. предполагалось иметь по одному городовому на 400 жителей (то есть пять на населенный пункт в 2 тыс. человек). Укомплектовать городскую полицию по этой весьма скромной норме так и не удалось. Еще хуже дело обстояло с сельской полицией, что объясняло рост частной полиции, иметь которую имели право крупные землевладельцы⁷⁵. Правда, полиция могла быть подкреплена силами Отдельного корпуса жандармов, но в 1913 г. он состоял из 12 тыс. человек (на всю империю), из них 1 тыс. – генералов, штаб– и обер-офицеров⁷⁶. Во время войны корпус жандармов кроме прочих своих обязанностей должен был заниматься контрразведывательной деятельностью и формировать силы полевой жандармерии⁷⁷. Казалось бы, не прошло и трех месяцев после московских событий, доказавших недостаточность сил полиции, и это должно было бы вызвать призывы к ее усилению; к тому же слабость и немногочисленность русской полиции, особенно по сравнению с европейскими стандартами, была очевидна: например, в 1913 г. численность полицейских чинов в Англии и Уэльсе составляла 54 552 человека, в Шотландии – 5859, в Ирландии – 11 844⁷⁸. Плотность полицейского контроля в России при ее расстояниях и населении была явно ниже. И вот теперь Дума предлагала ослабить ее отзывом в армию полицейских кадров.

Кстати, сразу же после революции Временное правительство осуществило на практике предложения А. И. Шингарева. Бывшие городовые и жандармы действительно были дисциплинированными солдатами⁷⁹, но заменившая их милиция не годилась для поддержания порядка. Впрочем, через два с небольшим года А. И. Шингарев получил возможность лично убедиться в опасности ослабления полицейских сил в стране и ее столице. Незадолго до своей гибели он с явным осуждением вспоминал слова П. А. Столыпина, сказанные в ответ на заступничество в пользу осужденных военно-полевым судом крестьян, убивших помещика по «политическим причинам»: «Вы не знаете, за кого Вы заступаетесь, это обезумевшие звери, которых можно держать только ужасом. Если их выпустить на свободу, они перережут всех: и меня, и Вас, и всех, кто носит пиджак»⁸⁰.