1916. Война и Мир

Николай Александрович несколько раз плеснул в лицо прохладной водой, струящейся из бронзовой бараньей головки фонтана, потом зачерпнул из мраморной чаши полные пригоршни, вылил на голову и постоял с закрытыми глазами, наслаждаясь текущими за ворот струйками и не обращая внимания на промокшую белую рубаху.

– Ники, – повторила императрица, – нельзя так себя истязать. Сделай эти встречи реже и короче, прошу тебя!

Николай Александрович промокнул кулаками глаза, провёл обеими руками по волосам, зачёсывая их назад и отжимая воду, привычным жестом разгладил усы и направился к жене.

Императрица устроилась в тени галереи на подушках поверх резного каменного дивана. Уверенными движениями она рисовала карандашом в альбоме, а рядом на столике лежали несколько пучков цветных ниток мулине и большие круглые пяльцы с начатым вышиванием.

– Дети на пляже? – спросил Николай Александрович, усаживаясь по соседству в плетёное кресло.

– Да, ещё не возвращались.

– Не слишком ли долго? Солнце вон какое злое…

– Аня с ними, не беспокойся.

Фрейлина Анна Вырубова, которую привычно вспоминали под девичьей фамилией – Танеева, с императорскими детьми почти не расставалась.

– А собаки?

– И собаки.

Любимцем Николая Александровича был французский бульдог Ортино. За модного пёсика он заплатил почти пять тысяч долларов – новый Ford для ливадийского гаража обошёлся вдесятеро дешевле. Цесаревич Алексей души не чаял в своём спаниеле по кличке Джой, а скотч-терьера Эйру императрица порой даже сажала за стол…

Император откинулся на спинку кресла, снова закрыл глаза и принялся массировать голову осторожными, но сильными прикосновениями пальцев.

– Голова с утра болит, – пожаловался он, – а пока слушал Коковцова, думал, просто расколется. Говорит, говорит, говорит… Причём думает одно, говорит другое, а делает потом третье и полагает, что ему в совете верят и что он всех проведёт. Старый хитрован!

Государю было сорок три, а председателю совета министров – шестьдесят.

– Что на этот раз?

– Ваше величество, вы можете быть спокойны за судьбу вашей страны и вашей династии до тех пор, пока у вас в порядке финансы и армия, – с пафосом процитировал Николай Александрович и поморщился от полоснувшей боли. – А я вот как раз неспокоен.

Императрица отложила альбом, почти закончив едкую и притом очень похожую карикатуру на Коковцова: рисовала она блестяще и обладала ироничным умом.

– Приляг, я помассирую…

Николай Александрович поднялся из кресла и лёг на подушки, забросив ноги на каменный подлокотник дивана и положив голову жене на колени. На него снова пахнуло леденцовой «Вербеной».

– Мо-окрый, – нежно протянула императрица, запуская пальцы в волосы мужа. – Надо было моему принцу Ники сидеть дома и ждать свою принцессу Аликс, а не колесить по всему миру в поисках приключений. От этой Японии одни неприятности…

В бытность свою цесаревичем Николай по настоянию отца, императора Александра Третьего, совершил кругосветное путешествие с эскадрой вице-адмирала Назимова. От Балтики наследник российского престола на крейсере добрался до Японии и там в городе Оцу едва не погиб: его пытался зарубить полицейский Сандзо Цуда. По счастью, в момент удара цесаревич обернулся, и клинок самурайского меча лишь скользнул по его голове. Нападавшего тут же сшибли с ног и скрутили двое рикш и английский кузен Джорджи, сопровождавший Николая в путешествии.

С кузеном они были похожи, как две капли воды, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Более старший принц Джорджи похвалялся сделанной в Иерусалиме великолепной татуировкой с изображением Вифлеемской звезды. В Японии кузен отвёл своего молодого друга к легендарному мастеру Хоре Кио, который когда-то наколол красочного дракона отцу Джорджи.

С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Умерла королева Виктория, и отмеченный драконом отец Джорджи стал английским королём Эдуардом Седьмым. Потом и он умер, Джорджи наследовал ему, – так что Вифлеемская звезда украшала теперь плечо короля Георга Пятого. А российскому императору на память о Японии остались сабельный шрам и изящная татуировка: цветок лотоса.

Да, шрам, татуировка – и ещё эта ноющая боль. Придворный врач Боткин предположил, что от удара самурая у Николая Александровича разошлись кости черепа, и на месте трещины образовался нарост, вроде мозоли. Со временем нарост начал давить на сосуды и мозг – это вызывало мучительную мигрень.

Если бы можно было заглянуть в голову и узнать, что же там болит на самом деле! Конечно, в Германии профессор Рентген уже опубликовал результаты своих удивительных опытов и даже получил за них первую в истории Нобелевскую премию по физике. Но кто бы осмелился подвергнуть исследованию икс-лучами голову монарха?! И без крайней нужды оперировать августейший череп, сверлить в нём дыру – тоже непозволительная роскошь…

Под нежными женскими пальцами боль, огнём терзавшая голову Николая Александровича, постепенно собиралась в точку где-то справа от темени. И затухала, затухала, переставала пульсировать, и до следующего приступа оставляла в память о себе только онемевшее пятно с пятак размером…

– Аликс, дорогая, ты снова спасла меня, – сказал император и, подняв глаза, посмотрел в склонившееся над ним лицо жены.

Она позвонила в серебряный колокольчик. Появившемуся слуге по-русски приказала подать кофе и снова перешла на английский:

– Так чем же сегодня тебя расстраивал Коковцов?

Николай Александрович пересел в кресло и закурил душистую папиросу. Отборный табак ему присылал в подарок турецкий султан.

– Олимпийскими победами, – наконец, нехотя ответил он. – Россия на шестнадцатом месте, можешь себе представить? Команд нет и трёх десятков, а мы среди них – шестнадцатые! Ни единой золотой медали, только два серебра и две бронзы! Знаешь, как остряки уже называют наше выступление? Цусимой! А «Бирму» предлагают переименовать в «Титаник»!

Цусима была ещё одной японской болью императора. В девятьсот четвёртом году угроза революции в России стала опасной реальностью, и министр внутренних дел, шеф корпуса жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве, высказал мысль:

– Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война!

Министр следовал простой логике: что может сплотить нацию сильнее, чем схватка с общим врагом? Тем более, война подвернулась как по заказу – Япония заявила претензии на Дальний Восток и угрожала интересам России. Государь сопротивлялся до последнего, но после японского ультиматума, оказавшись в безвыходном положении, отдал приказ воевать.