Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Как музейный запах — запах семг,

и музейно выглядит рыбец,

как недорасстрелянный купец,

У дверей в халате белом страж.

У него уже приличный стаж.

Но, к несчастью, при любом вожде

стражу тоже нужно по нужде.

Ну а тетя Глаша мимо шла.

Видит — магазин, да и зашла.

Что за чудо — помутился свет:

есть сосиски, очереди нет.

"Вырезка" — на мясе ярлычок.

Как бы не попасться на крючок.

Ведь она считала с давних лет —

вырезки есть

только из газет.

Тетю Глашу пошатнуло вдруг,

и авоська выпала из рук.

Передо мною, в трех шагах,

вобла, как невеста в кружевах.

Тетя Глаша — деньги из платка:

"Вот уж я умаслю старика..."

Но явился страж и, полный сил:

"Есть сертификаты?" — вопросил.

Та не поняла: "Чего, сынок?",

а сынок ей показал порог.

Он-то знал, в охранном деле хват,

пропуск в коммунизм — сертификат.

И без самой малой укоризны

выстуженной снежною Москвой

тетя Глаша шла из коммунизма

сгорбленно, с авоською пустой.

И светила ей виденьем дальним

вобла сквозь хлеставшую пургу,

как царевна, спящая в хрустальном,

высоко подвешенном гробу...

1968

Впервые напечатано

1989

АФГАНСКИЙ МУРАВЕЙ

Русский парень лежит на афганской земле.

Муравей-мусульманин ползет по скуле.

Очень трудно ползти... Мертвый слишком небрит,

и тихонько ему муравей говорит:

"Ты не знаешь, где точно скончался от ран.

Знаешь только одно — где-то рядом Иран.

Почему ты явился с оружием к нам,

здесь впервые услышавший слово "ислам"?

Что ты дашь нашей родине — нищей, босой,

если в собственной — очередь за кол босой?

Разве мало убитых вам, — чтобы опять

к двадцати миллионам еще прибавлять?"

Русский парень лежит на афганской земле.

Муравей-мусульманин ползет по скуле,

и о том, как его бы поднять, воскресить,

муравьев православных он хочет спросить,

но на северной родине сирот и вдов

маловато осталось таких муравьев.

1983 Впервые напечатан

1989

БАЛЛАДА О БОЛЬШОЙ ПЕЧАТИ

На берегах дремучих ленских

во власти глаз певучих женских,

от приключений деревенских

подприустав в конце концов,

амура баловень везучий,

я изучил на всякий случай

терминологию скопцов.

Когда от вашего хозяйства

отхватят вам лишь только что-то,

то это, как ни убивайся,

всего лишь малая печать.

Засим имеется большая,

когда, ничем вам не мешая,

и плоть и душу воскрешая,

в штанах простор и благодать.

Итак, начну свою балладку,

Скажу вначале для порядку,

что жил один лентяй — Самсон.

В мышленье — общая отсталость,

в работе —

полная усталость,

но кое-что в штанах болталось,

и этим был доволен он.

Диапазон его был мощен.

Любил в хлевах, канавах, рощах,

в соломе, сене, тракторах.

Срывался сев, срывалась дойка.

Рыдала Лизка, выла Зойка,

а наш Самсон бессонный бойко

работал, словно маслобойка,

на спиртоводочных парах.

Но рядом с нищим тем колхозом

сверхисторическим курьезом

трудились впрок трудом тверезым

единоличники-скопцы.

Сплошные старческие рожи,

они нуждались не в одеже,

а в перспективной молодежи,

из коей вырастут надежи —

за дело правое борцы.

И пропищал скопец верховный:

"Забудь, Самсон, свой мир греховный,

наш мир безгрешный возлюбя.

Я эту штучку враз оттяпну,

и столько времени внезапно

свободным станет у тебя.

Дадим тебе, мой друг болезный,

избу под крышею железной,

коня, коров, курей, крольчих

и тыщу новыми — довольно?

Лишь эту малость я безбольно

стерильным ножичком чик-чик!"

Самсон ума еще не пропил.

Был у него знакомый опер,

и, как советский человек,

Самсон к нему: "Товарищ орган,

я сектой вражеской издерган,

разоблачить их надо всех!"

Встал опер, свой наган сжимая:

"Что доказать скопцы желают?

Что плох устройством белый свет?

А может, — мысль пришла тревожно, —

что жить без органов возможно?"

И был суров его ответ:

"У нас, в стране Советской, нет!"

В избе, укрытой темным бором,

скопцы, сойдясь на тайный форум,

колоратурно пели хором,

когда для блага всей страны

Самсон — доносчик простодушный —

при чьей-то помощи радушной

сымал торжественно штаны.

Следя с животным интересом

и за размером, и за весом,

как будто в стереокино,

скопцы из мрака наблюдали

явленье красочной детали,

какой не видели давно.

И повели Самсона нежно

под хор, поющий безмятежно,

туда, где в ладане густом

стоял нестрашный скромный стульчик,

простым-простой, без всяких штучек,

и без сидения притом

(оставим это на потом).

И появился старикашка,

усохший, будто бы какашка,

Самсону выдав полстакашка,

он прогнусил: "Мужайсь, родной!",

поставил на пол брус точильный

и ну точить свой нож стерильный

с такой улыбочкой умильной,

как будто детский врач зубной.

Самсон решил, момент почуя:

"Когда шагнет ко мне, вскочу я

и завоплю что было сил!" —

но кто-то, вкрадчивей китайца,

открыв подполье, с криком: "Кайся!"

Поделиться с друзьями: