2024-й

— Как? — спросил я кротко.

Он чуть смутился, а коллеги злорадно заржали.

— Не циклона, — сказал он поспешно, — я имел в виду последствий. Людей без спешки вывести в безопасное место…

— …и расстрелять, — вставил злорадствующий Скопа.

— А особо опасные дома укрепить, — закончил Тимур, высокомерно не обращая внимания на попытки сбить с глубокой мысли.

Я смотрел с интересом, потому что уже поднялся во весь внушительный рост Василий Петрович и заявил великодушно, что Тимур милый такой дурачок и совершенно не разбирается в ситуации. Тимур ехидно поинтересовался:

— А что, по вашему мнению, разбираться в ситуации?

Василий Петрович объяснил покровительственно:

— Мы, как цивилизация хай-тека, вышли на финишную прямую. Уже видим примерно, когда и как будет достигнута сингулярность.

— И что?

— Если раньше наука шла с огромной сетью, — пояснил Василий Петрович, — прочесывая огромный океан почти наугад, то потом поиски все сужались и сужались. А теперь вот сузились до двух-трех дисциплин. Да и то там уже выбрано, по каким направлениям идти, чтобы не распылять усилия.

Арнольд Изяславич, который всегда шел в кильватере Василия Петровича и заглядывал ему в рот, тут же вклинился:

— Я понял! Когда даже ученые далеко не все нужны, то грузчики и проститутки южных стран-курортов… тем более?

Василий Петрович взглянул на меня, не хочу ли вставить генеральскую реплику. Я покачал головой, и он величественно пророкотал внушительным басом:

— Верно, дорогой друг. Если брать оптимистический сценарий, то достаточно в сингулярность забросить только одного человека, чтобы он в следующие секунды перестроил всю нашу экономику так, что избавит от работы все население планеты. И вообще решит все проблемы…

— А если не оптимистический? — спросил Тимур ехидно.

— Негативный мы не рассматриваем, — ответил Василий Петрович и пояснил: — Нечего будет рассматривать. А менее оптимистические — это от полной потери к нам интереса со стороны сингуляров до их нежелания сделать для нас то, что хотим мы. Скажем так: они могут захотеть сделать нам то, что нам покажется отвратительным…

Тимур пробормотал:

— А может, так и правильно? Ребенок тоже не понимает, что родители не из злобного садизма заставляют учить уроки и ходить в школу…

Василий Петрович возразил:

— Но мы не дети! Мы уверены, что все знаем и умеем, а что не так понимаем, то нас надо переубеждать, а не заставлять! Однако что в случае, когда разрыв в понимании будет слишком велик и мы просто не в состоянии будем понять… очень уж высокие истины? Они нам покажутся просто неприемлемыми, отвратительными! То же самое и дети, — повторил Василий Петрович. — Для них наши требования кажутся нелепыми, ненужными, жестокими… Нет, я предпочитаю компромиссный вариант…

— Какой?

— Человек уходит в сингулярность, и… перед ним раскрываются такие грандиозные и захватывающие дух перспективы, а все оставленное кажется таким скучным и неинтересным, что… он просто уже никогда не оглядывается и не вспоминает о мирке, который оставил.

Роман пробурчал:

— Так, скорее всего, и будет. Люди эгоистичны. А под свой эгоизм подведут обоснование. Шеф, когда мы соберемся и поговорим о новой байме?.. Мне кажется, пора смотреть и на другие возможности развития, чем бесконечно давить соки из «Виртуального мира».

— Сегодня же, — сказал я. — Сегодня после обеда. Только не настраивайтесь очень уж оптимистично.

Я улыбнулся и пошел в сторону своего кабинета. Меня провожали недоумевающими взглядами. Я за последние годы из миллионера стал мультимиллионером, у них у каждого не меньше десятка миллионов, так почему не оптимистично?

Глава 2

В приемной у меня Лора, еще одна социальная должность. При современных технологиях абсолютно ненужная штатная единица, но мэрия за нее платит вдвое больше, чем выдаем зарплату, а всей работы у этой куколки — заниматься моим пенисом.

Она вскочила, засияла, все вот такие почему-то уверены, что миллиардеры только и думают, на ком бы жениться, потому самое важное — всегда улыбаться, показывать себя веселой и щебечущей и, конечно, восхищаться и восхищаться, как советуют все учебники по ловле богатых женихов.

— Привет-привет, Лорочка, — сказал я милостиво.

— Вы прекрасно выглядите, — сказала она заученное, но с таким пылом, что я почти поверил. — Вам нужно только чаще гонять кровь, а то застойные явления всякие…

— Я сублимирую, — ответил я с улыбкой.

— Шеф, я прочла в инете, — сообщила она преданно, — что секс помогает мыслить!

— Да ну, — сказал я. — Интересная новость…

Я и спиной чувствовал, как она улыбается и согревает спину мне взглядом, вся из себя теплая и пушистая.

Кабинет мой впятеро шире прошлого, я убрал стены соседних помещений, а после ремонта мой прежний рабочий стол теряется среди обилия дорогой мебели. Потолок по моде весь усыпан стразами размером с кулак, пол в коврах из якобы звериной шерсти, одна стена с дорогими изданиями книг, другие теперь не выпускают, половину второй занимает бар с подсветкой, где, подобно драгоценностям, ждут моих рук коньяки и вина времен Наполеона и разных луев.

Будь я женщиной, уже пять раз бы поменял и кабинет, и сам офис, даже район, но мужчин раздражает даже передвинутый стол, мы не понимаем этой нерациональной женской страсти раз в месяц таскать туда-сюда всю мебель.

Я со вздохом облегчения провалился в кресло директора, где сотни дизайнерских придумок, наворотов, гаджетов и прочей не всегда нужной хрени. На столе заплясали голографические — зачем? — отчеты, графики, сообщения, расписания встреч, приглашений на вечера, банкеты, мероприятия, конференции…

Досмотрев до конца, я щелкнул пальцами, дескать, стереть, минуя мусорную корзину, вызвал единственно интересные мне отчеты о распространении «Виртуальной Москвы», что с прошлого года стала уже «Виртуальным миром», так как мы замапили всю планету, и теперь в vl из московской квартиры можно легко переместиться в Австралию и зайти в гости к местной подружке, вместе пойти погонять кенгурей или поплавать в районе Большого Барьерного рифа.

Одно знаю точно: Корневицкий — гений в деловом мире. Все, к чему прикасается, приносит деньги. Да, у него пятьдесят один процент «Виртуального мира», но и сорок девять сделали меня человеком, скажем скромно, очень независимым в этом обществе.