21/1

Опять отвлеклась… Потом, когда всё-таки это случилось, он подскочил и говорит: «Ты чего не сказала-то?» Я встала. Мне тут, понимаете ли, больно, ноги сначала не раздвигались, теперь их обратно не сдвинуть. Какой-то парализованный и шокированный полутрупик, и я ещё чего-то должна ему говорить?! Он смотрит на меня шальными глазами и произносит: «Ты чё, девственница?» «Нет, блин! Мальчишница!», – подумалось мне. Он схватился за голову и давай раскачиваться из стороны в сторону. «Так вот почему ты динамила меня столько времени!» – наконец произнёс он. «Ничего и не динамила», – подумалось мне. «Просто откладывала на потом. Вдруг забудешь про спор», – сказала я. Он встал и ушёл курить.

Когда вернулся, насмешливые глазки опять стали смотреть на меня так же, как и прежде. С какой-то нежностью, и может быть, с любовью. Он стал снова меня обнимать, спрашивал, болит всё ещё или уже нет. «Ага, значит, хочет ещё раз меня такой экзекуции подвергнуть. Вот уж фигушки!» – сработала моя догадливость, и я стала напяливать джинсы. Подскочив с дивана, стала искать свою футболку, которая лежала в кучке Сашкиной одежды. Я быстро схватила футболку, спокойно валявшуюся на полу и не подозревающую, что тут происходит с её хозяйкой. Нет, она, наверно, тоже пребывала в некотором шоке, так как не была в такой ситуации ни разу, как и я. В момент наклона лифчик, болтавшийся на шее как шарф, предательски пополз вниз, съезжая по рукам, как лыжник с горки. Ещё мгновение и он на полу, рядом с моей шокированной футболкой. Радость их сближения, если не на мне, то хотя бы на полу, была миговой. От слова «миг». Как в той песне: «Есть только миг между прошлым и будущим».

Всё! Песенке конец, в моём случае. Не успели они, футболка с лифчиком, насладиться близостью, как Сашка выхватил лифчик и давай крутить им над головой. Такой смешной, в труселях, прыгает по комнате и чего-то там напевает. А мне-то обидно. Так быстренько увести у меня из-под носа личный аксессуар моего нижнего белья! Ещё и размахивает им, как флагом. Вот зараза! И главное, уворачивается от меня, скачет козликом по дивану, потом на стул. Ну никак не могу поймать его. Эту прыгательно-догоняющую агонию вдруг резко прекратил звонок в дверь. От неожиданности прерванного концерта в исполнении сбрендившего отчего-то Сашки злосчастный лифчик завершил свой полёт, зацепившись за люстру. И так удачно он туда спикировал, что был даже незаметен, ну, конечно, если не включать свет. Так, знаете ли, естественно покрыл две лампочки.

Что же делать? Открывать дверь или доставать лифчик. А дверь была закрыта изнутри на шпингалет. Может, это уже его мама с работы пришла и не может попасть в квартиру? Ужас как стыдно! Наверно, спросит: «Чем это вы тут занимались, что дверь так долго не открывали?» Мне было от этих мыслей стыдно вдвойне. За себя и мой лифчик. Я-то тоже, как Сашка, с голым торсом скачу. А он, лифчик мой, висит там, на люстре один-одинёшенек. А если мама зайдёт в комнату и увидит его на люстре? Блин блинный. Позор позорный. Куда бежать? Чего хватать? Лифчик высоко. Мама близко. Вот дилемма.

И я ничего, кроме его футболки, впопыхах найти не могла. Вернее, с перепугу натянула первое, что под руку попало. Тогда футболки были трёх цветов: белые, синие и красные. И отличались мужские от женских только размером. Никаких рисунков тогда ещё и в помине не было. Схватила я обе футболки, и вы не поверите, времени сравнивать размеры как-то не было. Они, заразы, обе белые, ну я и напялила, как говорится, что первое под руку попало. Оказалась не моя. Главное в той суматохе было хоть что-то натянуть, лишь бы не с голым торсом. С самим торсом у меня тогда было всё в порядке и поэтому что в лифчике, что без него никакой разницы внешне. Фу-у… вроде оделась.

Сашка пошёл открывать, а я сижу и как вкопанная смотрю на место приземления моей верхней части от нижнего белья. Послышался громкий голос его друга. «Не мама! Слава богу!» – подумала я. Вернулся Сашка в комнату уже с табуреткой. А дальше картина маслом: Сашка, с голым торсом, ставит табуретку под люстрой, встаёт на неё и начинает ржать, при этом пытаясь сквозь смех прочитать стишок, ну как в детстве. Я ошалевшими глазами смотрю на него и начинаю понимать, что ничего не понимаю в происходящем. Друг ещё в худшей ситуации, чем я. Застыл в дверях с выпученными глазами и двумя бутылками портвейна. И такой мне: «Чё это с ним?» Я говорю: «Не знаю». Сашка сгибается со смеху, но продолжает рассказывать какой-то стишок, уже почти шёпотом. Потом кланяется и говорит басом, как Дед Мороз в садике: «Молодец, вот тебе подарочек». И достаёт мой лифчик с люстры. Я чуть не сгорела со стыда. Вот гад! Моё нижнее, ну, вернее верхнее бельё показывает своему другу! Я давай забирать его, он уворачивается от меня, не отдаёт. И я вдруг такая: «Можешь себе оставить. На память!», и гордо ушла на кухню. Они ещё долго ржали, а я стояла и тоже хихикала. Мы весь вечер просмеялись, даже без вина. А он на меня то и дело поглядывал своими улыбающимися глазами.

Пока Сашка провожал меня до дому, я всё рассматривала вокруг. Пыталась заметить хоть какие-то изменения. Ни чё подобного. Деревья зелёные, небо голубое, всё та же обшарпанная скамейка у моего подъезда и даже те же придурки около теннисного стола. Ни фига себе! Как так?! Почему ничего не поменялось-то? Я ведь изменилась! И на этом непонятном для меня размышлении мы подосвиданькались. Сашка ушёл, а я всё думала: «Да как так… я, во мне, со мной… такие изменения! А вокруг всё так же и осталось. И самое главное, обещанной крови не было. Ну, хоть бы капелька, хоть полкапельки. Нет ведь. Ну, хоть больно было и на том спасибо».

Да и руки болели, и ноги, как после тренировки. Я шла на них, как на ватных. И я тут стала сомневаться: «Может, чё не так делали?» И спросить не у кого. Не пойду же я к маме с вопросом таким. Вот у бабушки можно было бы спросить, но она уже была на небесах. Помню, она всё говорила мне такую фразу: «Верхние губки давай целовать, а нижние только после свадьбы». А чё их целовать-то?! Оттуда писают. Вот верхние, по версии бабушкиной градации, целовать можно было. Да и приятно. Какое-то лёгкое головокружение испытываешь, мурашки бегают, и внутри так замирает, как будто на качелях, когда сильно раскачаешься. А тут чего? Пахнет невкусно, в волосах всё. Где там губки то искать? Наверно, как с усатым мужиком целоваться. Да и вообще! Верхних, что ли, мало? Ну, ладно. Завтра встретимся и спрошу у него. И всё равно чего-то не так мы делали. Надо будет переделать. Кровь-то должна быть точно. Утро вечера мудренее, так говаривала бабушка, когда не знала ответа на вопрос. С этим я и заснула.

Утром я проснулась оттого, что у меня болит всё тело. Первая мысль – заболела. Пошла за градусником. Меня качает. Ну, точно, наверно, температура высокая. Не-а, нормальная. Ну, тогда просто не выспалась. С этими рассуждалками и не знаю даже, во сколько вчера я уснула. Мне сегодня надо было идти заявление писать на портняжек, для поступления в училище. Мама же меня не отпустила вместе со Светкой на крановщиц.

Я собралась и вышла во двор. Вокруг теннисного стола стояли всё те же придурки, что и вчера. «Они спать-то хоть ходят?» – произнесла я про себя. Взяв курс куда мне надо было, я дерзко прошла мимо них, не обращая внимания на их гогот. Заявление я подала, посмотрела кабинеты, где будем учиться. Меня всё устроило. Стены масляной краской выкрашены. Так это везде так было. Во всех садиках, школах, поликлиниках. Это нормально. Это же 1986 год был.

Я шла обратно и смотрела на деревья, кусты, на небо. Всё по-прежнему. Ничего не изменилось. Ой! Наврала! Листики на берёзе начали желтеть. Ну, хоть что-то изменилось чуть-чуть, так же, как и во мне. Через три дня первое сентября. Как-то они мало где желтеют. Медленно процесс изменения как-то идёт. Вот и у меня как-то медленно. Я думала, что всё вокруг заиграет другими красками. Всё изменится, как и у меня изменилось. Так-так. Если снаружи не очень изменилось, значит, и внутри тоже не очень. Ведь должно что-то измениться везде! Я-то уже не я. Нет, я, конечно. Но уже другая, понимаете? У меня «это» уже было! И тем более с парнем, который мне нравился, и мы к тому времени уже три года дружили. Всё! Я женщина! Уже не девчонка и даже не девушка. А женщина! Ура! Мне хотелось кричать и прыгать от счастья. Я шла такая довольная собой. Минутку потерпела и всё, ты женщина уже.

Конец ознакомительного фрагмента.