21/1

С Лилькой мы вместе учились с первого класса. А Светка пришла из другой школы, в классе седьмом или восьмом. И вроде как после перенесённого менингита. Наверно, чтобы одноклассники, бывшие, не подтрунивали над ней. Вот её и перевели в нашу школу. Хотя она потом сама нам об этом рассказала. А, точно, в седьмом классе. Я тогда переехала в Заречье, и мы стали с Лилькой ходить вместе на автобусную остановку. Раньше Лилька жила ближе всех к школе, в доме напротив. А теперь на две остановки дальше меня. У неё папа бы начальником цеха на металлургическом заводе, и даже ездил в заграничную командировку, в Нигерию. Лилька приносила в школу всякие красивые ручки, блокнотики, ластики. Мы таких вещиц и во сне не видели. Девчонки ей завидовали. Она многим что-то дарила. А мне так резинку хотелось. Ластик такой красивый был. Яркого цвета и рифлёный. Но попросить я постеснялась. Она мне открытку с изображением девочки подарила. Очень красивая и яркая. До сих пор у меня хранится.

А когда они ещё жили на старой квартире, я ходила в гости к ней. Мама пекла у неё такие рогалики, маленькие, из песочного теста, а внутри варенье. Такие вкусные! Тогда мне казалось, что они вкуснее даже моих любимых «язычков», которые у мамы в ресторане были. Она у меня первая в городе женщина-бармен. «Язычки» – это такая выпечка раньше была и тоже из песочного теста. И вправду они на язык были похожи, вытянутой округлой формы, а сверху песочная крошка. Я их очень обожала в детстве. Да и сейчас люблю, вот только не такие они стали по вкусу, как в детстве. Может вкус стал другой, может «язычки».

Светка была высокая, симпатичная, смугленькая, темноволосая, с зелёными глазами. У нас сложилась троица подружек, и все с зелёными глазами. Нас так и звали – зеленоглазки. Но у всех были глаза с разным оттенком: у Лильки с серым, у Светки с коричневым, а у меня с жёлтым цветочком на радужной оболочке глаза. Лилька была светленькая, а я пока не обрезала волосы, была рыжая. У меня как-то странно менялся цвет волос с возрастом. Когда родилась, мама говорила, что даже испугалась, когда принесли меня. Такая смугленькая, а волосы были чёрные, длинные и кудрявые. На фотографиях, где мне годика четыре, у меня длинные волосы соломенного цвета. И где-то в классе втором-третьем стали кудрявые и рыжие. Как в молодости у моей бабушки Оли, маминой мамы. У меня даже эта фотка выставлена сейчас на аватарке Вконтакте. Опять ушла от основной мысли.

Так вот. Светка оказалась общительной девчонкой, весёлая, можно сказать хохотушка. Она уже в той школе была в команде баскетболисток-старшеклассниц. А я в то время ходила в танцевальный. Меня после седьмого класса перевели в основной состав. И мы должны были поехать в летний лагерь в Болгарию. Я так боялась этого основного состава. Перед тренировкой меня всю трясло, ведь там был хореограф-мужчина. Такой здоровый дядька с бородой и волосатыми руками. Когда он подходил и начинал прикасаться ко мне, показывая, как надо делать что-то, я цепенела и каменела. Жутко его боялась, короче. Мама не отпустила меня в ту поездку, потому что я была самая младшая в коллективе. Там были парни и девчонки по восемнадцать-девятнадцать лет. А мне тогда только четырнадцать было. Не поехала я, и меня отчислили из основного состава. А потом я и вовсе перестала ходить. Стало неинтересно с молодыми, я-то всё это уже умела делать.

На уроках физкультуры мне стеснительно было. Ведь большинство девчонок уже имели титечки и попочки. А я как досочка, со всех сторон ровненькая. Зато немногие могли залезать на канат, а особенно на металлический шест. Он был такой же длинный, как и канат. И только я и ещё одна девочка могли его преодолеть. Светка здорово играла в баскетбол. Я тогда мало понимала в баскетболе. Больше нравился волейбол. Там хоть, по крайней мере, не толкались и не отбирали мяч. А потом потихонечку втянулась и стала ходить на тренировки, благо они проходили в нашей школе, и преподаватель физкультуры, Людмила Петровна, была ещё и тренером нашим.

Я и так-то была высокая, а тренировки по баскетболу ещё подвытянули меня. После седьмого класса я уже была ростом с маму. А за лето после восьмого вообще вытянулась на пятнадцать сантиметров. И мама не очень одобряла эти тренировки и сказала, чтобы я прекратила заниматься. Но я всё равно в течение учебного года ходила. Ну, а в спортивный лагерь мама меня, конечно, не отпускала. Там две тренировки в день было. Утренняя и вечерняя. А я работала в летние каникулы.

Треньки в течение учебного года иногда заканчивались поздно, потому что зал был один, а спортивных секций при школе много. И я, чтобы не ехать домой, оставалась в школе. Сидя на подоконнике, делала уроки на следующий день. А то однажды мама меня не отпустила обратно в школу на вечернюю тренировку. И мне было неудобно сказать причину пропуска тренеру. Да и девчонки бы не поняли меня, а уж тем более мою маму. Возвращаться домой поздними вечерами было не страшно. Мы же с Лилькой были вдвоём на пустынных остановках в тёмное время года. Так мы до окончания школы и проиграли в баскетбол и волейбол. Даже участвовали в межшкольных соревнованиях.

В девятом и десятом классах мы уже были «не разлей вода». У каждой была ответственная должность помимо учёбы. Лилька была старостой класса, Светка культмассовым сектором, а я председателем учебного комитета школы. Это вообще отдельная история. Так вот. Раз на нас возложены такие серьёзные обязанности, мы частенько оставались после уроков в школе. То надо было выбрать кино или выставку, куда в каникулы пойдёт весь класс, то стенгазету нарисовать. Это для Светки. Она хорошо рисовала и придумывала всякие смешнульки-карикатульки и поздравления для учителей или именинников. То надо Лильке назначить ответственного за транспаранты и сделать цветочки на демонстрации. Мы всё это делали сами, из того, что приносили из дома. Кто-то тряпочек принесёт, кто-то бумагу жатую для цветов. У парней просили проволоки и кусачки в кабинете труда.

Готовили номера для концертов по художественной самодеятельности. Остальные смотрели на нас как-то искоса, мол, вам уроков мало задают что ли, охота вам ещё и после уроков тут сидеть? Нам как-то было весело вместе. Мы всё успевали, и хорошо учится, и на треньку сходить, и участвовать в жизни школы. Сами придумывали всешкольные конкурсы, где участвовали все классы в своих подгруппах: младшие, средние и старшие. Вы можете подумать, это же куча народа. Не-а. У нас с четвёртого класса стало по одному четвёртому, пятому и так дальше, до десятого. В то время город строился, и многие родители получали квартиры в новых микрорайонах, и количество учеников сокращалось, потому что переходили в близлежащие школы. А мы с Лилькой так и ездили целых четыре года в нашу школу. Нас трудности не смущали. Мы же были комсомольцы! А значит, для нас не было не преодолимых задач. Да-а. Какие мы были наивные! Но такие счастливые!

Я каждое лето в летние каникулы работала. После восьмого класса нянечкой в садике, целых два месяца. Группа мне досталась младшая, деток я любила, и работа мне была не в тягость. Правда, вёдра с водой было тяжело таскать, но я потом стала не по целому наливать. И ещё эти долбаные раскладушки надо было на тихий час раскладывать, а после него убирать. А лежали они в кладовке на стеллажах. Все ноги и руки были в синяках. Но разве на это обращаешь внимание, когда двадцать пять пар глазёнок сидят и ждут, когда им кроватки наладят. Некоторых деток приходилось кормить с ложечки. Капризничали, конечно. Но я им рассказывала стихи и сказки. Они так интересно хлопали в ладоши, когда им нравилось. Бывало, и по тарелке хлопнут, нечаянно, от избытка эмоций. Воспитательница закричит на них. Они испуганно пилькают глазками, не понимая, в чём их вина. А когда разойдутся по своим раскладушкам, пройду, укрою каждого, и в свою каморку. Мыть посуду. Старалась сильно не греметь, а чтобы скорее засыпали, песенки пела. Не, не детские. Какие в голову придут.

Я не люблю вспоминать своё раннее детство. Я в круглосутку ходила. И запах детского садика терпеть не могла. Но когда отработала неделю там, меня стало тянуть в мою группу. Там были крохотулечки по два-три годика. Многие даже толком и разговаривать не умели. И одевать их надо было, и раздевать с прогулки. Меня даже на участке с ними оставляли одну. И они не разбегались, чего я ужасно боялась. У воспитателей собрание было, и все нянечки так оставались с детьми. Но я-то работала всего ничего. Страшно было, если ребёнок пропадёт. И я придумывала всякие игры с ними. То хоровод заведём, то паровозик составим. И ещё там была возможность взять свой полдник или ужин домой. Бабушка без меня не кушала днём, и я ей приносила вкуснятину из садика, делая вид, что я там наелась. Но она всё равно доставала две ложки или две вилки и усаживала меня за стол. И за рассказами о моём рабочем дне мы и не замечали, как всё съедали.

После девятого класса я устроилась в аптеку помощником фармацевта, а попросту санитаркой. Туда привозили банки из больниц, из-под использованных капельниц и ещё такие маленькие из-под сухого лекарства. Пенициллинками их называли, по названию антибиотика. Вот мне надо было их в специальном растворе кипятить, потом вначале в проточной, а затем и в дистиллированной воде промывать, потом в жаровочном шкафу выпекать. Дело нетрудное, но кропотливое. У меня сначала ничего не получалось. Я не успевала и путала, какие откуда баночки. Потом применила свою смекалку и начала делать, не как мне показывали. Выработала свой план. Заведующая постоянно меня контролировала и ругалась. Потом я переставила всё как мне удобней, чтобы сильно не уставать и не делать лишних телодвижений, всё-таки баночки стеклянные и тяжёлые, а носить в духовку приходилось на подносах их через всю комнату. И потом всё у меня стало получаться. Я ещё подработку взяла, полы стала мыть за уборщицу, пока та была в отпуске. На второй месяц я сама попросилась у мамы ещё поработать в аптеке.