21/1

И тут я сообразила. Он просто пытается понять, почему я так рано пришла в училище. Может, из-за этой самой неблагополучной семьи. Ну и рассказала ему всё, как было. Он мне посочувствовал и заверил, что сегодня точно будет автобус. Потом сказал, что где-то видел мою фамилию уже. И я поведала всю мою историю с заявлением в группу крановщиц: как мама была против той профессии, и как я в итоге пошла на портного. Дядька подобрел и повеселел. Достал список нашей группы и был слегка шокирован, что напротив моей фамилии уже стояла «староста группы». И такой мне: «Когда успели назначить?» А я ему: «Вчера ещё». Ну, говорит, мы почти коллеги, раз нам доверили работать с людьми. И как начал выспрашивать, а почему, да как меня назначили так быстро. Ну и пришлось всё выложить, начиная с председателя учкомитета. Вдруг раздался звонок… Не-е, не в дверь, на урок, то есть на лекцию. Он подскочил, схватил папку, и убегая сказал: «Ваш автобус в девять. Если что, я в десятом кабинете».

Я пошла в фойе. А оттуда уже доносились голоса. Ну, хоть знакомые вчерашние лица увижу. Нашла мастера нашей группы и говорю ей: «Надо бы перекличку по списку сделать». Она глаза вытаращила, мол, зачем. «Так мы узнаем», – объясняю ей, – «кто пришёл, кто нет». Ведь все ещё незнакомые, в лицо всех не знаем. Всё сделала, оказалось, не пришло три человека.

Спросила у кого-то из новых сокурсниц время. Было уже начало десятого. А автобуса всё ещё не видно. Я как староста заявила, что должен быть в девять, так, мол, директор училища сказал. Они подняли меня на смех. Давай мне тыкать, что кто ты такая, раз директор тебе лично сообщает, когда должен быть автобус. Меня внутри разрывало от несправедливости ко мне. Они ведь не знают, что я у директора была и водила с ним задушевные беседы. И я тут, то ли от злости, то оттого, что они не верят мне, вспомнила номер кабинета и слова директора: «Если что, я там». И пошла искать кабинет. Постучалась и сразу с порога командным голосом декламировать, мол, уже полдесятого, а нашего автобуса всё ещё нет. А потом огляделась… блин!.. он там не один! Мало того, не один… там весь преподавательский состав училища, промелькнуло у меня в голове. Вот позор так позор! И потихоньку начала протискиваться задним ходом обратно в дверь.

И тут директор заявил: «Вот какие рабочие кадры передала нам соседняя четырнадцатая школа!» Я там чуть не провалилась сквозь землю от стыда. А он такой подошёл ко мне, взял под руку и пытается вывести меня на центр кабинета. Я упираюсь, не иду. А он того хлеще: «Растёт достойная смена управленцев». Я покраснела вся до мозга костей. А он продолжает: «Вот как надо беспокоиться за вверенный тебе коллектив!». Я уже не знала, куда деться. Ничего уже не слышала и не понимала. Вот как мне было неудобно за своё поведение. Он чего-то там ещё сказал, и, не выпуская меня из-под своей руки, вышел со мной в коридор. И только там я от него высвободилась. Я начала извиняться, мол, не знала, что совещание и тому подобное. А он так лукаво прищурился и говорить: «А если бы знала, не зашла бы?» Я говорю: «Не так уверенно, но зашла бы». И начала ему объяснять, что подумала, раз кабинет, значит не аудитория, а его личный, и там кроме него никого не будет.

Он рассмеялся и говорит: «Я же не директор завода, чтобы иметь по два кабинета». Я, конечно, в чём тут его юмор, не догнала, но на всякий случай улыбнулась. Мы дошли до его настоящего кабинета, и он, всё ещё придерживая меня за локоток, завёл в него. Я пребывала в мааалюсеньком шоке, так как меня ещё увидели и девчонки из группы, теперь уже моей, и мастерица нашей группы. Они все смотрели на нас. Я уже не видела и не слышала, чего делает директор. У меня все мысли были там, в моей группе. «Чего они подумают про меня? С директором училища под ручку ходит», – понеслись у меня мысли. Из ступора меня вывел голос директора, чего-то говорящий мне прямо в лицо. Я очухалась после его слов: «Автобус вышел, вот его номер». И сунул мне какую-то бумажку в руку.

Вышла я от него почти на полусогнутых. Группа меня встретила хихиканьем и перешёптыванием. Но заветная бумажка в руку предавала мне силы не рухнуть прямо там. Я прочитала номер автобуса, и группа заликовала одобрительным шумом. Прозвучала фраза: «Вот это мы понимаем, староста!» И так мне приятно стало. Сразу не поверили, подтрунивали, а теперь вроде как зауважали. Ещё один плюсик я могла себе поставить. Не подвела ожидания людей. Вот так и началось моё «правление» в качестве старосты.

Автобус всё-таки пришёл. Девчонки ринулись к нему, как революционеры на штурм «Зимнего». Наконец-то все расселись. Я как староста забралась последняя, и места мне с девчонками рядом не хватило. Пришлось сесть с мастерицей. Все опять дружно хихикнули. А мне и лучше было. Узнаю, куда везут, на сколько, где жить будем и чем помогать нашему сельскому хозяйству. Водитель сказал, что ехать часа два, куда-то в Шекснинский район. От города километров пятьдесят по трассе, и там ещё двадцать по грунтовке. Короче, путь долгий, а чего время то зря терять, можно и с мастерицей пока план работы и мероприятий обговорить. Надо было выбрать актив: комсорга, профорга, ну и остальные должности комсомольской ячейки. Я в списке отметила напротив фамилий девчонок, кого бы я назначила. Там было указанно кто, какую должность в школе занимал. Мастерица одобрила.

Как в сказке, ехали они, долго ли коротко ли, а приехать никак не могли. И вдруг мастерица, а ей тогда около пятидесяти было, говорит: «Чего все приуныли? А ну, староста, давай песню запевай!» Да блин, опять я! Да сколько можно-то??? Ну, думаю, с девчонками ещё полтора года учиться, нельзя в грязь лицом… и тут у меня как-то само, так тихонечко, запелось: «Вот кто-то с горочки спустился…» Это была мамина любимая песня. Они всегда её пели на семейных праздниках. И мама, и бабушка, и мамина сестра. В автобусе все молча, слушали. Я застеснялась и перестала петь. Девчонки стали просить дальше продолжить, но я не хотела петь одна. Никто не знал такой песни, и мастерица предложила спеть «Вологду», типа, мы же вологодские, должны все знать. Как бы не так. Знали только неместные, ну, не городские девчонки. Потом как-то само собой, некое соревнование, что ли, произошло. Одну песню пели городские, а другую не городские. А я, и те и те знала, вот и пела и с теми и с теми. Так мы и доехали до деревни Юрочкино. А название-то какое! Ласковое какое-то и роднёй вроде попахивает. У меня двоюродный брат Юра.

Поселили нас в двухэтажное деревянное здание бывшей школы. Естественно, заброшенное. Вода из колодца и печное отопление. Извиняюся, туалет тоже как в деревне, рундучок с дырочкой. Комнаты для проживания – бывшие классы этой школы. Правда, парт не было, зато доска, на которой мелом пишут, осталась на стене. Комнат, то есть классов, было две, и смежные. Ну и соответственно, доски тоже две. Нам потом они и пригодились. Бригадиры на них записывали, какая бригада сколько выполнила работы. Ну, знаете ли, наглядное пособие для мотивации успешной помощи работникам сельского хозяйства. Накануне туда приехала другая группа девочек, они учились в училище после восьмого класса, но были нам ровесницами по возрасту, эмалировщицы посуды. Мне они показались дерзкими и некультурными, многие матерились и развязно вели себя с их мастером. У них были комнаты на втором этаже, как и у нас, только в разных крылах дома. На первом этаже была кухня и столовая, а в другом крыле ещё классы.

Надо было как-то обустраиваться. Показали, где кровати стоят, матрацы и подушки лежат. И надо было всё это таскать на второй этаж своими силами. Когда всё расставили, оказалось, что четырёх кроватей не хватает. А потом оказалось, что и взять их негде. Естественно, без кровати осталась я и ещё три девчонки. Так! Надо было срочно что-то, придумать. И тут я за окном увидела большой лист ДСП. Думаю, если его положить между двумя кроватями, предварительно раздвинув их на ширину ДСП, то получится ещё два места, то есть кровати две, а матраца влезет четыре. Мы с девчонками пошли за ДСП. А там оказалось два огромных щита. И первая проблема была решена. Спали на нём я, две Ольги и Света. Зато тепло было…

Наутро мы всей группой собрались на первом этаже, в столовой. Первое собрание. Вначале рассказывала мастер про нашу работу на полях по уборке льна, про то, что надо выбрать повара и помощников ему, про то, что можно и что нельзя, и особенно про местных парней, чтобы шашни не крутить и по одной из нашей берлоги не выходить. Оно и понятно, ну-ка, двадцать пять девиц из города понаехало. Она несла ответственность за каждую из нас. Мне предстояло сколотить актив нашей группы. Выбрать комсорга, профорга, культмассовый сектор, а бригадиров пришлось назначить. Все, конечно, отнекивались, но мне пришлось убедить их, что комсомолкам не к лицу бояться трудностей.

Познакомились мы быстро с активом группы, так как оставались после ужина каждый вечер на совещания и разрабатывали планы на нашу колхозную жизнь. Ой, чуть не забыла. С нами ещё группа горновых жила на первом этаже в другом крыле. И к нашему приезду они успели перезнакомиться с группой девчонок-эмалировщиц. Девчонки те, как нам всем показалось, были невзрачные и все как одна на рост и на причесоны, не говоря об одежде. Я сначала подумала, что это интернат.

Во второй вечер у кого-то из наших девчонок возникла мысль пойти и познакомиться с парнями. Набрали нехитрые гостинцы: печенье, сухари, конфеты. У кого что было. Мы, то есть весь актив и ещё несколько девчонок, отправились к ним в апартаменты. У парней была гитара, и как оказалось не одна. Мы стали сразу просить, чтобы сыграли, но они, как истинные «джентльмены», кочевряжились. Но недолго. Потом кто-то из парней взял первый аккорд, и я поплыла. Я обожала слушать гитару. Звук её возбуждал во мне внутренний необъяснимый порыв, как будто то душа начинала сама петь.

Глава пятая. Сашка

Я вспомнила сразу Сашку, как только кто-то из ребят взял гитару. Мы всё лето после школы встречались с ним. А после смерти моей бабушки он каждый день, не заходя домой, после работы приходил сразу ко мне. Вытаскивал меня хоть на часик, но прогуляться. И смешно так говорил: «Тебе тем более надо на свежий воздух», имея в виду, что я работала на вредном производстве. Маляром. И самое интересное, нас поставили красить училище, в котором он учился. Приходил и начинал спрашивать: «Все стены уже покрасила?!», и смешно морщил брови. Мне с ним было хорошо. Он мог на пустом месте меня рассмешить. Но, раз мы дружили так долго, он хотел отношений, ну, как у взрослых. А я боялась чего-то. Может ответственности, сама ещё тогда не осознавая, какой. Но он сразу мне сказал: «Если чё, мы поженимся». Мне запомнилось только, «поженимся». А на это «чё», я не обратила внимания. Но было как-то спокойно, что ли. И как-то раз он так меня достал своими приставаниями, я аж вся устала. И пообещала, что если перестанет бороться со мной и приставать за каждым углом, то это произойдёт до первого сентября. Никто же не ведал, что бабушка моя умрёт…