33 новеллы о любви
Шрифт:
Русь иль изошла изникла в бесах в палачах в опричниках в вине хмеле? в сквернословии как чистый лес в могильных засохших дубах?
Русь! я устал любить жалеть Тебя… я ухожу… прощай…
Господь! отпусти с Руси…
Пожалей мя… пожалей…
…Погоди певец!
Куда ты баловень полей?
Иль не веет в душу Русь былых алмазных белостенных чудовых монастырей?
Иль не веет не сквозит не говорит не лепечет в душу неоглядную русскую вольную Русь былых церквей монастырей?..
Иль не кличут тебя души русских монахов да святых царей?..
…Кличут
Господь! отпусти мя! пожалей… отпусти к колодцам Азии моей… Ейей!..
Где монастыри? где церкви белы лебеди? где монахи чернецы? где цари пророки апостолы Руси моей?
Господь! в земле они! во прахе неисходном! в хладной летучей ползучей тле золе…
…Нет певец! они в душе твоей! ей-ей!..
Тогда!.. О Господи пожалей!..
Ой Господь мой! я скажу легенду о последнем на Руси монастыре…
Ибо в Последние Времена явится и последний монастырь на Руси…
Ой сливовые ивовые монахи!..
Ой был стоял во граде Печора близ Пскова последний русский монастырь…
Ой было в монастыре том двадцать последних монахов-чернецов и владыка их младой ярый игумен настоятель Андрей…
И еще был тучный неистовый сад слив и яблонь в монастыре и он кормил питал последних тихих монахов.
Но!..
Но властитель хозяин града Печоры Степан Иоанн Безбожник мучился от монастыря сего, как от зуба томящего больного, потому что был он последним монастырем на Руси и хозяева безбожники Руси таили роптали на Степана Иоанна за монахов-чернецов его…
И не знал Степан Иоанн как мирно извести избить изгубить монастырь с обитателями его, чтобы не смущали они его родной чистый безбожный град Печору и Русь всю забывшую Христа…
Он мог кликнуть гонителей-насильников на монастырь, чтобы те срыли навек стены его и зарыли заживо обитателей его, но новоявленные вожди запрещали ему.
А говорили:
— Изведи монастырь скверну нечисть сию мирно! без насилия! От насилия Русь устала и отдыхает ныне от явных палачей! а полна тайных…
Излечи чирей нарыв сей на чистом теле Руси не ножом а травами! зельем мирным! отварами тайными!.. Чтоб рассосался сам без ножа на теле блаженной Руси…
Иль не знаешь зелий таких?..
Но Степан Иоанн не знал такой травы, такого отвара-зелья и оттого мучился и страдал бессонницей и часто в ночах бродил окрест кроткого белого монастыря, не зная, какую беглую пожирающую хворь, чуму тлю огнь тайно наслать на монастырь, чтоб неслышно опустошить его…
Но не находил…
Тогда его дочь восемнадцатилетняя Агата-Нощь, которая любила его и видела муки его, решила помочь ему.
И извести последний на Руси монастырь на Печоре-граде.
И в ночь августа-серпеня-густаря, в ночь Владимира Крестителя Святого, в ночь когда самостийно падают первые яблоки белого налива и лазоревые сливы монастырского сада в садовые травы, когда Господь осыпает землю скоротечными алмазными звездопадами, Агата нагая явилась под луной
и летящими избыточно звездами на монастырской высокой древлей стене…Агата родилась осенней долгой ночью…
Агата вышла из чрева матери ночью и потому любила ночь и страдала бессонницей и часто бродила в ночи и звала себя Агата-Нощь…
И теперь она шла по стене нагая нагая нагая и долго шла и у неё волосы агатовые бешеные несметные роящиеся как ночной лесной муравейник кудрявые смоляные запальчивые были а тело сметанное сахарное гулящее ленное бездонное тело девственницы первое было…
Она впервые нагая была и радовалась гладкой яблоневой мраморной наготе своей и хмельная тугая избыточная была от наготы неистовой вольной своей…
А соски сосцы её были как сливы лазоревые что падали в садовую траву а груди были а лядвие спелые были как яблоки белого налива-наплыва, что впервые тайно скороспело в садовые травы с дерев обрывались опускались окунались…
…И тут явился вышел первый монах чернец Епифаний под белокаменную стену монастырскую и она сказала:
— Отец! Глядите — сегодня ночь когда падают первые тучные яблоки и сливы и звезды божии падают…
Глядите — мирозданье как сад изнемогает!..
И падают яблоки и сливы и звезды и девы-девственницы белого налива падают монах отец возлюбленный мой падают падают падают… изникают изнемогают…
Отец пожалейте! помилуйте! поймайте!.. не оставьте…
И она спелотело пала со стены монастырской на перезрелые дрожащие руки длани монаха Епифания пала…
И она нагая а он в тьмовой вороньей бедной ветхой рясе и она нагая девая и она сказала шептала:
— Отец! я нагая! мне хладно хладно! дайте мне вашу рясу-ограду!.. Отец я от девства своего устала!..
И она стала трясти шатать его как перезрелую яблоню…
И она разорила собрала совлекла с него прелую пряную рясу и они вначале кротко устыдились а потом яро усладились усмирились в травах и на них тайно тяжко слезно палые яблоки и сливы и звезды падали… засыпали их… засыпали…
Ой ли?.. Ай ли?..
И она прошла чрез его рясу монаха, аки сквозь монастырскую стену, а он прошел чрез её девство, как чрез черемуховый цветущий куст…
… Господь мой! Прости им в ночь, когда сливы и первояблоки и звёзды и человеки поспелые падают падают…
В такую ночь словно доносится с небес:
— Прощаю… прощаю… прощаю… чада Мои спелые… прощаю…
…А утром нашел непролазный татарский туман от псковских древнерусских лесов на печорский монастырь и объятый туманом а еще более объятый уязвленный девьим телом сладостно первозданным первораненным первоалым и нижним дурманом монах Епифаний навсегда покинул пристань обитель юдоль свою и ушел в мир, канул в суетное море житейское…
А потом вослед за ним польстился на ночное открытое бездонное тело Агаты монах Евстафий-голодарь-рясофорник, а за ним отец Афанасийстолпник, а за ним отец иеромонах Фома-книжник и другие вослед….