33 новеллы о любви

Поздно…

И несметный в ночи пылает сухостойный ликующий Карагач-пожар…

Айя…

…Коко возлюбленная моя зачем ты зажгла себя?..

Тогда тихий голос из пожара сказал шепнул лизнул как язык огня:

— Возлюбленный мой я сожгла себя, чтобы чума со мной ушла…

Возлюбленный мой так сладко так блаженно мне гореть ведь я чума ведь я смерть навек ухожу от тебя тебя тебя…

Возлюбленный мой! Безвестный путник! но ты так и не сказал мне имени своего!..

Возлюбленный мой!.. прощай!.. я тороплюсь… и ты не успеешь тут сказать имя свое…

Но ты скажешь мне свое имя там там там там… там… в Вечных Садах где не бродит смерть чума… Ай!..

Аллаху Акбар!.. Аллаху Акбар… Аллаху Акбар…

Поздно…

…Коко-Мехрдад!..

Возлюбленная моя…

И…

…И Ходжа Зульфикар и сын его Касымджон-Стебель сидели у подножья несметной горы близ родника Чашма и пили воду его и ели горячие лепешки, опуская их в ледяной родник ледниковый…

И Ходжа Зульфикар сказал:

— Много есть на земле яств, но нет ничего лучше ледяного родника с горячей лепешкой.

И нет ничего слаще на земле любви между мужем и женой.

И жена — это родник лепетный, а муж — жаркая пышущая лепешка из

придорожной чайханы, из горящей печи-танура… да!..

Тогда Касымджон-Стебель сказал:

— Отец, вы рассказали о Коко-Мехрдад и возлюбленном ее…

Тогда Ходжа Зульфикар остановил его:

— И это было во дни Тирана Сталина, а тогда было много смертей неправедных. И это было во дни Тирана, а во дни такие Смерть — частая гостья и хозяйка великая…

Ибо Тиран — это и есть Смерть-хозяйка всевластная…

А где смерть — великая частая гостья и хозяйка, там и любовь великая гостья и хозяйка.

Как неразлучные близнецы они кочуют по земле Тирана, по временам его слепым.

А чреваты бездонны зыбки, как пустыня Кызылкум Времена Тирана!.. да!..

Ибо когда давят виноград — он рождает вольное веселое вино…

Ибо когда давят пригнетают истребляют изводят народ — он рождает великую вольную бессмертную любовь… да, Касымджон-Стебель сын мой!..

— Отец, ата, вы рассказали о Коко-Мехрдад и возлюбленном её… Но Коко-Мехрдад ушла не узнав имени его. Отец вы сокрыли имя возлюбленного её.

Отец кто он?..

Тогда Ходжа Зульфикар поднял голову и долго глядел на несметную гору у подножья которой они сидели на траве вешней у родника Чашма.

Гора была вся в густых арчовых кудрявых клубящихся непролазных лесах лесах лесах…

Гора кудрявая была как голова дальной Коко-Мехрдад…

…Коко иль голова твоя довременно утихшая кудрявая несметно рощами арчовыми взошла явилась проросла? а?..

И там в рощах клубящихся густых пела летала птица редкая — арчовый дубонос…

И Касымджон-Стебель сказал:

Отец вы знаете эту гору?

И Ходжа Зульфикар сказал:

Да. Это Хан-Хабриза-Буса… И мы пьем воду её ручьев и родников и она чистая.

И чисты её леса…

И её птица — арчовый дубонос — певуча и чиста…

И только черен печален пень обгорелого китайского карагача…

И только черен печален пень карагача…

А тогда сухостойный карагач пылал…

Сын тебе сказать имя возлюбленного Коко-Мехрдад?..

Того который не сгорел не взошел с ней а остался тлеть на земле…

— У вас рубиновый святой шрам рубец от той незабвенной согдийской серьги горит на ноздре… Я только сейчас увидел его отец… У вас другие шрамы ожоги рубцы сокрыты в белопенной бороде…

— Тебе сказать то имя, сын?..

— Не надо отец… Но как чиста и прекрасна и сладка вода в роднике… Я пью пью пью пью её отец отец отец отец отец…

…Коко зачем?..

Коко я скоро навек насмерть приду к тебе…

1975

Последний дервиш

…О Аллах! В Последние Времена явится последний дервиш Азии!

О Господь! В Последние Времена явится последний юродивый Руси!.. Да!..

Вот он!..

Вот он стоит на дороге между Бухарой и Самаркандом у старинного мазара-кладбища Чорбакри-Мазари!..

— Дервиш последний, это ты? как имя твое? кто матерь и отец твои?..

— Я Ходжа Зульфикар. Я последний дервиш Последних Времен… О Последние чреватые Времена! Сладкие! Времена утесненья смешенья кишащих кочевых бродячих бесследных безъязыких безбожных народов!..

И ранее были блудные сыны, ушедшие от отчих домов своих, но тоскующие о них, а теперь стали блудные народы-сироты, которые и не помнят домов своих.

И матерь моя была Анастасия из города Новгорода, а отец Ходжа Касым из города Бухары…

И потому в Азии я последний дервиш Бухары Ходжа Зульфикар, а на Руси последний юродивый Тимофей — Измигул.

И потому тянут влекут до смерти до раны душевной меня саманные глиняные безымянные кибитки Азьи родины моей…

И потому тянут влекут меня до хрусткой боли маяты в костях сырых моих кривые хмельные самогонные мшистые избы Руси родины моей…

И в кибитках солнечных сыпучих ждут странника пророка Пайгамбара Мухаммада и оттого курят анашу слезную…

И в избах дождливых зябко дрожко ждут странника Спасителя Иисуса Христа — и оттого пьют самогон матерно темно горько слепо…

И потому плачут очи мои от брошенных церквей галер кораблей Христа и порушенных мечетей пирамид мавзолеев стоянок шатров каравансараев домов Аллаха

И плачут два ока глаза мои…

И потому плачут страждут точат оба ока мои — одно по Руси моей, другое — по Азии моей…

Гляди — один зрак мой голубой дымчатый васильковый лазоревый веселый русский, око любви, око войны, другой — сизочерный бездонный сливовый глаз таджикский… око мудрости…

И оттого люди тешатся надо мной: