47 ронинов
Шрифт:
Глаза каро обежали двор в поисках Тикары. Тот обнаружился на своем посту вместе с другими самураями, чьей задачей было присматривать за слугами, следить за порядком и при необходимости помочь людям укрыться в главной башне. Рядом с сыном Оиси вдруг заметил Кая. Полукровка стоял в общей толпе других работников, но явно чувствовал себя среди них чужим. За пояс его потрепанного кимоно был заткнут деревянный меч, боккэн, а в глазах застыла решимость. Он пришел сражаться за Ако – вновь. Сражаться и, если придется, умереть.
Переведя взгляд
Каро остановился перед воротами. И отдал приказ их распахнуть. По рядам войск за его спиной пробежал недоверчивый ропот.
Изумленный Кай не поверил своим ушам. Вокруг него растерянно переглядывались. Вместе со всеми он недоуменно наблюдал, как с грохотом отворяются ворота, как выходит через них Оиси и спешит по извилистому коридору в нижний двор, ко внешним стенам. Оттуда послышалось его громкое распоряжение:
– Отпирайте!
Наступила тишина. Потом донесся лязг главных ворот. Испуганно загомонили стоящие рядом с Каем слуги, и несколько самураев на них прикрикнули.
Наконец вернулся Оиси.
Тикара через плечо глянул на Кая – взволнованный, непонимающий. Но внимание полукровки уже было приковано к звукам, которые вот-вот достигнут и ушей всех остальных.
В нижний двор ворвалась армия сёгуна. И тут же его пехотинцы бросились врассыпную, выстроились в шеренги по обе стороны очищенной по приказу Оиси дорожки, ведущей ко внутренним воротам; ощетинились оружием, обеспечивая безопасный проход на верхний уровень замка. Туда, где ждал каро. Телохранители верховного главнокомандующего все прибывали, и очень скоро Оиси оттеснили к потрясенному войску Ако.
Сёгун торжественно проехал по открытому коридору, созданному его солдатами, прямиком в верхний двор. За ним следовали командиры подкрепления, присланного преданными князьями. А рядом с Токугавой восседал на своем коне господин Кира.
При виде последнего в груди Оиси вскипела ненависть. Что ж, сбываются его худшие страхи… Но внешне каро не выдал себя ничем. Он наблюдал за процессией со спокойным достоинством. Затем молча опустился на колени, положил перед собой на землю мечи и в знак капитуляции распростерся перед захватчиками.
Вокруг все замерли. Долгая, томительная пауза. Но вот высшие самураи Ако один за другим по примеру своего командира пали ниц. Стоящие позади них солдаты вначале колебались, недоуменно прислушиваясь к звону мечей, ложащихся на каменные плиты. Но потом и они вслед за своими военачальниками – будто по приказу – рухнули на колени и покорно сложили оружие. С той же покорностью они еще минуту назад готовы были броситься в битву.
И наконец на колени опустились слуги.
Кай сделал это одним из последних, до конца не веря в то, что Оиси и вправду сдается. Не веря даже тогда, когда весь двор стал напоминать поле созревших колосьев, низко стелющихся под тяжестью урожая.Из дворца показалась одинокая фигура. Госпожа Мика. Голова высоко поднята. Одежда фамильных цветов Асано с бросающимся в глаза моном. Она шла через двор сама, без сопровождения. Шла навстречу сёгуну. Такая мужественная и одновременно такая уязвимая… Кай в душе застонал от боли.
Наконец девушка остановилась перед Токугавой. Подданные Ако, военачальники сёгуна и господин Кира не сводили с нее глаз. Мика низко поклонилась, но на колени не стала.
– Я скорблю о кончине вашего отца, госпожа Асано, – произнес верховный главнокомандующий с не свойственной ему мягкостью, вызванной видом беззащитной хрупкой женщины. – Он встретил ее очень достойно.
Мика подняла голову. Лицо ее было непроницаемым.
– Господин сёгун, как единственное дитя своего отца, я прошу разрешения заботиться об этих землях до тех пор, пока не выйду замуж.
По рядам эскорта Токугавы пронесся удивленный шепоток. Чтобы женщина – будь она даже дочерью даймё – обращалась к высшему лицу страны столь смело, напрямую, будто равная!.. Неслыханно.
Пресекая разговоры, сёгун резко вскинул боевой веер.
– Я уже все продумал, моя госпожа, – вновь обратился он к Мике.
И пока Кай гадал, что же Токугава имеет в виду, к девушке, предварительно спешившись, приблизился Кира.
– Госпожа Асано, – заговорил он. – Не знаю, по какой причине ваш отец желал лишить меня жизни, но я вместе с вами оплакиваю его. И чту его память. – Он глубоко поклонился.
При этих словах внимательный наблюдатель легко заметил бы настороженность, мелькнувшую в глазах девушки, и едва прикрытое отвращение. Выпрямившись, Кира продолжил:
– Если вы простите меня, я посвящу свою жизнь служению вам в качестве мужа. А народу Ако – в качестве регента.
Кай от неожиданности выругался сквозь зубы. Пораженная Мика обернулась к сёгуну:
– Но, мой по…
Токугава жестом оборвал ее.
– Поскольку вражды между вашими двумя кланами не существует, я постановляю: отныне они – одно целое. И скреплен этот союз будет брачными узами.
Вновь настала долгая тишина. Наконец девушка отвесила поклон, хотя вся поза ее, каждый изгиб тела выражали несогласие. Несмотря на то что внешне она покорилась, разум Мики лихорадочно искал выход из неожиданной новой западни.
– Мой повелитель, – уловить упрямую нотку в полном уважения нежном голосе сумело бы только очень чуткое ухо, – согласно традиции, я обязана носить траур по отцу.
Сёгун помолчал. Затем кивнул:
– Хорошо. Даю вам год на траур.
От этой небольшой победы голова Мики вскинулась. Но Токугава продолжил:
– При этом до самого замужества вы останетесь гостьей господина Киры.
В глазах девушки мелькнуло смятение, однако сёгун предпочел ничего не заметить.
Гостьей? О нет, заложницей! Кай стиснул кулаки от отчаяния и бессилия. Глянул на Оиси. Тот по-прежнему стоял на коленях – голова опущена, ни возражений, ни попытки вмешаться.