47 ронинов

А раз так, пусть боги засвидетельствуют: он, Оиси, станет орудием их воли. И не имеет значения, сколько людских законов придется ему нарушить, сколько времени понадобится и какой окажется цена. Сёги и го – игры-стратегии, в них играют люди, возомнившие себя небожителями. И победа достается тому, кто, сделав первый шаг, планирует на сто ходов вперед. Что ж, вот этим он и займется, спешить ему некуда…

Глава 10

На голой вишневой ветке по ту сторону оконной щели блестел иней. Оиси, съежившись, сидел в углу темницы, обхватив себя руками и сунув ладони под мышки в жалкой попытке согреться. Его трясло – в подземелье стоял почти такой же холод, как на улице. Доспехи он давно уступил крысам – спать на жестком каменном полу в твердом облачении было невозможно.

Зверюшки с радостным рвением обглодали все кожаные лоскутки и шелковую шнуровку, скреплявшую друг с другом изогнутые металлические пластины. Сейчас Оиси сожалел об этой жертве – возможно, в доспехах было бы теплее. Но спасать уже нечего, от брони остались лишь валяющиеся по всей камере разрозненные куски – в первые дни плена у бывшего каро еще хватало сил в приступе гнева и отчаяния швырять защитную амуницию об стену.

Теперь же, спустя долгие месяцы заточения и скудного рациона – который он к тому же делил со своими невольными соседями, крысами, – Оиси едва мог двигаться. Поначалу он старался упражняться: сперва – чтобы не потерять форму, позже – чтобы греться. Сейчас вся энергия его тела уходила на дрожь.

Хорошо хоть с крысами удалось наладить мирное сосуществование – они в конце концов бросили кусаться и грызть его одежду, пока он спит. Можно сказать – подружились. Но вот собеседниками зверюшки оказались неважными.

И Оиси точно окаменел. Теперь он был столь же неподвижен и молчалив, как окружающий мрак. Лишь ветка сакуры – единственное доказательство существования внешнего мира – давала ему смутное представление о том, сколько времени прошло с начала заточения. Впрочем, радоваться этому или огорчаться, каро не знал. Сумеет ли он сдержать свою клятву и выжить – чтобы отомстить за господина Асано… воссоединиться с семьей… или хотя бы вновь увидеть бутоны, зарождающиеся на голой ветке вишни за оконцем?

Оиси вздрогнул и, вслушиваясь, поднял голову. Сверху донесся скрежет камня по камню – кто-то двигал тяжелую плиту. Появилась узкая полоска света. Что, уже подошло время кормежки?

Узник с трудом оторвался от стены и нетерпеливо пополз к тому месту, куда обычно спускали еду.

Но в этот раз, приоткрыв щель над головой у Оиси, каменная плита не замерла, как всегда, а продолжила двигаться. В глаза, привыкшие к полной темноте, ударил свет факела, пленника ослепило, и он испуганно съежился, охваченный глупым страхом раствориться, исчезнуть, словно ночной мрак с наступлением дня… По телу расплылся ужас. С того самого дня, как его сюда швырнули, плиту не открывали ни разу.

Сверху упала веревка с завязанной на конце петлей и закачалась в воздухе перед лицом. Оиси уставился на подарок в замешательстве. Ему что, предлагают повеситься?

В квадратном прямоугольнике света показалась голова стражника, затем раздался голос – такой громкий и неприятный, что узнику пришлось прикрыть уши ладонями.

– Поднимайся, ронин!

Оиси медленно встал. Наверное, это сон. Неужели его наконец-то освободят? Или тут кроется какая-то хитрость?

Он схватил петлю – кажется, вполне реальную, – просунул в нее голову, поспешно (пока веревка не затянулась вокруг шеи) передвинул дальше, на плечи, потом посильнее закрепил на груди – насколько смогли непослушные окоченевшие пальцы.

Его потащили. Тело болталось в воздухе, вертелось из стороны в сторону. У Оиси закружилась голова. Неужели?..

Стукнувшись о край дыры, он оцарапался, но тут же – ослепленный, задыхающийся – очутился наверху. И первым лицом, которое сумели отчетливо различить его часто моргающие от непривычного света глаза, стало лицо сына.

Пока Тикара помогал отцу выбраться из колодца и встать на ноги, его чистые карие глаза сияли от облегчения. Юноша выпутал пленника из веревки и прижал к себе. Как же давно они не обнимались! С тех пор как… когда… Припомнить Оиси не удалось.

Тикара стал выше, отметил про себя отец. И похудел. Лицо утратило малейшие признаки ребячества. Он больше не носил богатого наряда, говорящего о привилегированном положении сына каро. Да и на одежду, которая полагалась приближенному к хозяину вассалу, его поношенное кимоно и штаны хакама походили мало – скорее уж на чьи-то обноски.

Оиси уловил собственное отражение в глазах юноши – изможденный, грязный, кутающийся в какие-то лохмотья. Он едва держался ногах – даже поддержка Тикары не слишком помогала. Тот повел отца от места его преждевременного погребения к устремленным вверх ступеням, прочь из преисподней.

Оиси по-прежнему сжимался от любого звука, его органы чувств не справлялись со множеством нахлынувших образов. Вот и внешние ворота замка. Солнце спряталось за обещавшими скорый снегопад тучами, но бывшему узнику все равно пришлось прикрыться ладонью – чересчур уж ярок оказался заполонивший все вокруг дневной свет.

Сразу за воротами ждала толпа селян. Тикара заколебался. Явились ли эти люди сюда по доброй воле, чтобы поздравить его отца с вновь обретенной свободой? Или их согнали для того, чтобы Оиси смог еще сильнее ощутить собственные позор и бесчестье? Вдруг это очередной урок, который Кира пожелал преподать непокорному каро? Да и всему Ако вместе с ним.

Жители деревни выстроились поперек дороги, словно собираясь напасть. Оиси замер. За долгую вынужденную изоляцию страх его, так же как и чувства, болезненно обострился. Он искал в толпе хоть одно знакомое лицо… Ему даже показалось, что он заметил Рику – но нет, та женщина с убранными под кусок грубой ткани волосами и в тускло-сером крестьянском кимоно никак не могла оказаться его женой.

Взгляд Оиси скользнул по селянке, не задержавшись, и остановился на мужчине, стоящем с краю. Казалось, тот ничем не выделяется из толпы, и все же… Какое-то неопределенное чувство… Странный взгляд – настороженный и одновременно безразличный.

Шпион. Кира приказал за ним следить.

Одна часть его, Оиси, разума возражала – нет, тебе почудилось. Столько воды утекло, ты понес такую суровую кару… Даже Кира должен уже перестать опасаться того, что главный вассал господина Асано попытается отомстить. Люди его разбрелись на все четыре стороны, а жизнь… Жизнь лежала в руинах.

Но внезапно Оиси припомнилось озарение, посетившее его в самом начале плена: Кира – трус. А трус никогда не чувствует себя в безопасности.

Бывший каро застыл, разглядывая крестьян… мир, который он так долго не видел… Один из стражников раздраженно его толкнул, Тикара не удержал отца, и тот, потеряв равновесие, на глазах у всех рухнул на четвереньки в жидкую грязь.