47 ронинов

Зрители напряглись, явно ожидая, что Оиси сейчас вскочит и в бешенстве обрушится на обидчика.

Но вместо этого некогда гордый самурай, с трудом отталкиваясь ладонями от земли, сел на колени и с покорным смирением поклонился стражникам. Лоб его коснулся слякоти.

– Не бейте меня больше, – пробормотал он.

Унижение Оиси возросло вдвое, когда он поднял глаза на сына. Злость на стражников сменилась на лице Тикары сначала неверием, а затем и разочарованием. Казалось, все вокруг потеряли дар речи.

Стражник, презрительно фыркнув, отвернулся и зашагал назад в замок – тот самый замок, который всегда был его, Оиси, домом. Калитка в воротах захлопнулась, навсегда отрезая бывшего каро от прошлой жизни, от его законного места в этом мире.

Оиси не пошевелился. Так и сидел – сгорбленный, с покорно поникшей головой, словно нищий попрошайка. Надежда на лицах окруживших его людей угасла, уступив место отвращению, и ронин почти физически ощущал осуждение толпы – на него словно давила всей своей тяжестью та самая каменная плита, что так долго запирала его тюремную камеру…

К нему приблизился дородный крестьянин, смерил надменным – словно Оиси был хинин, неприкасаемый, – взглядом. И плюнул. Затем развернулся и гордо направился прочь. За ним потянулись и остальные, кто группками, кто поодиночке. А дрожащий, точно избитый пес, Оиси остался в грязи посреди дороги.

Но вот к бывшему каро подошел кто-то еще. Присел рядом и нежно обтер лицо рукавом поношенного кимоно, счищая грязь и слюну. Пораженный, растерянный, Оиси поднял голову. Рику! Да, это именно она – та самая женщина в грубой крестьянской одежде, со спрятанными под платок волосами. Ему не почудилось. Куда подевалась замысловатая прическа, искусно украшенная дорогими заколками и гребнями? Но несмотря на бедное убранство, держалась его жена с изяществом и достоинством, отнять которые не смог бы у нее никто.

Оиси отвернулся, не в силах смотреть в эти глаза, полные любви, глубокой печали и сострадания.

Тикара шагнул вперед, осторожно помог отцу подняться. Рику хотела прильнуть к мужу, но тот, бросив взгляд назад, заметил топчущегося неподалеку шпиона Киры, – и тут же отшатнулся от жены и сына.

– Не подходите! Держитесь от меня подальше! – Голос его задрожал от злого отвращения к самому себе.

И, шатаясь, с трудом держась на ногах, он заковылял прочь от замка – куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда, подальше от прошлого, отныне закрытого для него, как захлопнувшиеся ворота. Подальше от кошмара, который он все-таки пережил, выстоял, – но который не сотрется из памяти никогда. Будет сниться ночами, мучить душу, не даст ничего забыть – ни смерть, ни предательство, ни утрату всего, о чем он, Оиси, с гордостью заботился и что защищал…

И подальше от чужака, застывшего в отдалении и следящего за каждым шагом каро.

Рику и Тикара нагнали главу семьи, но поначалу держались в нескольких шагах позади, с опаской наблюдая, как он, то и дело оступаясь, бредет по мосту к расположенной под стенами замка деревне.

Куда бы ни падал его взгляд, повсюду Оиси замечал перемены к худшему: магазины и дома обветшали, на улицах валялся мусор, одежда крестьян пестрела заплатами. К тому же при его приближении все, кого он встречал, отводили глаза. А ведь ради этих людей Оиси и его самураи пожертвовали жизнью. Не приняли смерть, нет; но обрекли себя на позорную, тягостную участь ронинов.

Над деревней висела зловонная дымка, и дурной запах этот исходил явно не только от мусора. Расположенные на окраине рисовые поля покрывала неубранная с осени стерня, а земляные валы-дорожки, отделяющие участки друг от друга, кое-где размыло водой и разрушило ветром. Создавалось впечатление, что крестьяне больше не заботятся ни о своих наделах, ни о своих жизнях.

Его родина изменилась – так же, как и сам Оиси. Полуголодный народ ее стал мрачным и угрюмым. Будто провинцию Ако кто-то проклял… и проклятие это легло на каждого жителя. Отчего все пришло в такое запустение? Да еще за столь короткое время…

Господин Асано был мудрым правителем, он хорошо понимал – чтобы люди могли не беспокоиться о будущем, у них должно быть достаточно еды, им нужны приличная одежда и хороший дом. Только тогда народ будет силен и здоров. И только здоровые, сильные работники станут усердно и по доброй воле трудиться на благо хозяина. Крестьяне провинции Ако всегда серьезно относились к своему долгу перед господином Асано – потому что тот никогда не забирал у них слишком много. Ухаживая за полями, они старались изо всех сил, благодарная земля отвечала им знатным урожаем – и домен в результате процветал.

Господин Кира же явно придерживается иных взглядов. Впрочем, стоит ли удивляться?

Оиси надеялся, что возможность вновь увидеть Ако глазами свободного человека приведет в порядок его сумбурные мысли. Однако этот раскинувшийся под свинцовым небом край, охваченный физическим разложением и духовным упадком, был словно ожившей картиной его собственного разрушенного мира.

Некогда гордый самурай, а ныне простой ронин бесцельно брел по улицам деревни, и Рику с Тикарой решились наконец к нему приблизиться. Идя по обе стороны от главы семьи, жена и сын взяли его за руки.

– Отец, позволь отвести тебя домой. Там ты сможешь поесть и отдохнуть. – Глаза юноши с отчаянной надеждой искали во взгляде Оиси хотя бы малейший намек на то, что человек, которого он знал раньше, не исчез, не погиб в заточении.

Сообразив, что он даже не знает, где они теперь поселились, бывший каро неохотно уступил. И его повели по нешироким дорожкам, по сужающимся проходам, в которых разило нечистотами, в самую бедную часть поселения.

Оиси дивился, гадая, куда и зачем они направляются. Наконец Рику и Тикара остановились у хлипкой деревянной двери – одной из множества дверей-близнецов, установленных в похожих друг на друга домах, что выстроились по обе стороны тесной грязной улочки.

Оиси ввели внутрь. Вот оно, их новое жилище. Именно здесь обитала его семья, пока он сам находился в плену. Они сняли обувь у края деревянного помоста, служившего одновременно и гостиной, и спальней. Посреди него располагалась небольшая жаровня, над которой на вделанном в бамбуковую балку железном крюке свисал котелок с едой.

Этот новый дом по размеру оказался меньше, чем кабинет Оиси в бывшем особняке на территории замка. С другой стороны, у них почти не осталось никакого имущества, так что помещение нельзя назвать загроможденным. В одном углу аккуратной стопкой лежали футоны и одеяла, в другом виднелась корзина с одеждой.

Отчего жена с сыном до сих пор не уехали из Ако? Должно быть, Кира удерживал их здесь, обещая в скором времени освободить Оиси. Узурпатор наверняка опасался, что родственники непокорного каро способны отправиться в Эдо и пожаловаться на его самоуправство сёгуну. Правда, Оиси сомневался в том, что Токугава разделит их возмущение. Как, впрочем, и в том, что опальным вассалам господина Асано удалось бы добиться аудиенции у верховного правителя.

Ни слова не говоря, Оиси с облегчением рухнул на помост. Ноги его отказывались удерживать дрожащее от холода и пережитого потрясения тело, кутавшееся в жалкие лохмотья. Наверное, это тоже часть плана Киры – продемонстрировать бывшему главному самураю господина Асано, как его бесчестье отразилось на близких, показать, во что превратится их жизнь отныне и навсегда.