50 оттенков рассвета
Шрифт:
Как я решилась? Не знаю. Когда Артур зада вопрос, готова ли я, мне хотелось кричать «да» без перерыва. Но в горле пересохло, и я могла думать лишь о том, что хочу его губы на своих губах, а его горячие руки на своём теле.
Пусть я трижды распутная в глазах остальных, но мы вдвоем, это наш вечер и наша ночь, и я уверена в Артуре и… я люблю его. Я так его люблю, что мне порой кажется, сердце выпрыгнет из груди и улетит, если он только отвернётся от меня или скажет, что не нужна.
Но он не скажет, я чувствую это душой. Он так смотрит, так… Как—будто красивее и лучше меня никого и никогда не видел. Я ловлю его восхищенные взгляды даже если
Глотаю разочарование, когда мужчина выходит из комнаты, бросив печальный взгляд на моё лицо. Он… он всё понял неправильно! Просто…
Блин, мне просто непривычно говорить с ним открыто на откровенные темы, и еще это признание, которого он хотел. Это… к этому надо привыкнуть, наверное.
После его ухода я лежу и пытаюсь привести дыхание в норму, а потом совершаю самый смелый и самый правильный поступок в своей жизни. Бегу в душ, где наспех натираю тело ароматным маслом и ополаскиваюсь. Собираю немного влажные волосы наверх, натягиваю свежее белье, носки, потому что Арт на них постоянно залипает, и замираю, протянув руку к мужской футболке.
—Смелая, значит, смелая, — шепчу себе под нос, и решительно тяну дверь комнаты на себя.
Первые шаги даются с трудом, но к середине лестницы я уже беру себя в руки. Знаю, что выгляжу… хорошо… Немного спотыкаюсь перед тем, как ступить на пол, что-то говорю, отвечаю и улыбаюсь. Вроде бы улыбаюсь…
Если честно, я не помню. В памяти чётко отпечатываются мои слова, что я готова и хочу, а потом… потом только фрагментами…
Звон разбитого стекла, горячие губы, мужской шёпот…
Помню руки… настойчивые и уверенные… они касаются везде… смело, откровенно, надавливают и гладят… Помню дуновение ветерка, когда Артур отстраняется и через мгновение оказывается передо мной…
— Артур, — пищу, начиная соображать, что я лежу на диване абсолютно… голая… а мужчина… он…
— Доверься мне. Просто доверься, — говорит своим неповторим голосом и пристально смотрит в глаза. Зрачки у него из светло—светло серых превратились в расплавленное серебро… или ртуть… Это так… так необычно и так…
Я просто теряюсь в этом странном наваждении и его взгляде. Вздрагиваю и негромко вскрикиваю, потому что он…
— Артур, — выгибаюсь непроизвольно, ощутив прерывистое дыханиетам.
Он наклоняет голову и целует туда, где… где всё пульсирует и горит. Лицо алеет от безумности происходящего…
— Отпусти себя, малышка, — звучит команда хриплым шёпотом, и я послушно смыкаю веки, откидываясь назад.
Я ему верю. Доверяю.
Торопливые поцелуи смеются длинными, а моё тело дрожит в приближении скорой разрядки. Лёгкий дискомфорт сменяется распирающим изнутри чувством. Я дергаюсь, но в этот момент Артур что-то делает, и моё сознание заволакивает негой. Я кричу, трясусь, пытаясь свести ноги. Сжимаю в кулаках короткие волосы, стараясь то ли притянуть ближе, то ли дальше оттолкнуть. Не понимаю себя, не вижу ничего вокруг.
Из глаз текут слёзы, а я прихожу в себя и глупо улыбаюсь.
Артур в это время вырисовывает языком узоры на моём животе, а я… я продолжаю улыбаться и тяну его наверх. Хочу смотреть на него, любоваться его красивым лицом. Хочу держаться за мощные плечи…
— Это только начало, маленькая соблазнительница, — обещает мужчина и прикусывает мою нижнюю губу. Охаю,
раскрывая сильнее бедра и прижимаясь…— Ого!
— Не переживай, я умею им пользоваться.
Как же я благодарна Артуру за то, что он не произносит успокаивающих фраз, не гладит меня по голове в попытках уговорить. Он расслабляет своими словечками и легкой улыбкой, дарит уверенность в том, что всё пройдет хорошо. Я же была с ним, знаю, чего ждать, знаю и… всё равно сжимаюсь, когда он опускает вниз руку и освобождает себя от боксёров.
— Смотри на меня, Ева. Чётко в мои глаза. — Киваю, подтверждая, что слышу и слушаюсь.
Ловкие пальцы ползут вниз, покручивают соски, выбивая из груди новые стоны. Язык Артура в это время хозяйничает у меня во рту, вылизывая нёбо.
— Не закрывай глазки, слышишь?
— Они сами, — шепчу, получаю в ответ тихий смех.
— Хочу видеть твою реакцию.
— М?
— Тшшшш…
Проворные пальцы раздвигают складочки, и уже знакомое чувство предвкушения заполняет меня. Понимаю, что давление изнутри возникает от проникновения пальцев, растягивающих и подготавливающих к главному.
Хочу попросить предупредить, когда всё случится, чтобы хоть как-то…
— Аааааах, — успеваю раскрыть глаза шире от перехватившей дыхание боли.
— Всё. Уже всё. Расслабь мышцы.
— Артур, я…
— Смотри на меня. Расслабься. Ты делаешь больно и себе и мне, сжимая с такой силой.
Выдыхаю и пробую отпустить себя. Не сразу, но ощущение жжения пропадает, на смену ему приходит странное желание… двигаться… Мне хочется большего… а он… почему он медлит?
— Умница. Умница, моя любимая девочка.
Артур сцеловывает непонятно откуда взявшуюся слезинку и совершает первый толчок.
— Не больно?
— Нееет. Пожалуйста…
Сама не знаю, о чём прошу. Но знает мой мужчина и понимает меня правильно. Двигается бережно, иногда замирая и проверяя мою реакцию. Веки становятся тяжелыми, и я все-таки закрываю глаза, когда амплитуда движений увеличивается, а мужское дыхание делается прерывистым. Мне кажется, что я нахожусь на границе между сном и явью, и если сделаю крохотный шажок, рассыплюсь на мелкие осколочки удовольствия. Не такого, которое испытала недавно, а более мощного и сильного. Мне не хватает одного мизерного толчка, и Артур даёт его. Тело перестаёт слушаться, разбиваясь вдребезги от удовольствия, а глухой шёпот, повторяющий моё имя, наполняет мою душу до самого краешка…
47.
Тигран.
Глупенькая, глупенькая девочка. Устроила игру в кошки-мышки, даже не подозревая, как это подогревает интерес.
Сбежала. Хохочу, услышав эту новость от своей службы безопасности. Уроды, которые сразу попадают в расход. Такие люди в моей работе не нужны. А вот Евочка…
Сладкая девочка. Умненькая. Я обязательно до неё доберусь, но прежде вычислю крысу, которая поплатится за то, что прикоснуласьк моему.
Первым делом, конечно, в поле зрения попадает лучшая подружка моей девочки. Несносная зараза! На месте не сидится ей, всё куда-то лезет. Не знает, что с взрослыми дядями играть плохо.
Х@ёво, конечно, мои облажались. Никто не догадался поставить наружку или просто пригляд за малолетней тварью. Жила себе в этой убогой лачуге и жила, бабку ещё притащила. Мать Каминского.
Только от матери название одно — трясется вся, сознанием отъезжает. Мои припугнуть когда хотели, даже говорить не начали…