700kb. Хроники одной души
Шрифт:
Магистр подошел к спящему и прислушался к его ровному дыханию.
– Мое, мой друг, место. Мое!!! На долгие две тысячи лет!!!
– громко сказал Пилат Понтийский и достал из кармашка костюма бронзовый колокольчик.
– О-о, как трудно быть Сатаной. Я в честном труде отстоял свою должность и мне, пора быть прощенным. Вы же так этого хотели! Через пять лет мы встретимся. А сейчас, вы получите то, чего так желали - Звезду Любви! Она вам очень дорога! Дороже, чем Венера злому Демону моря! Скоро вы увидите свою Ситору. Ненависть и предательство вам известны, остались - Любовь и Преданность. Вы даже не представляете, как это чувство
Слуга зашел в зал одновременно с трелью колокольчика. Наспех убрав со стола поднос, переложив его на свободное место у камина, мажордом разложил инструменты.
Разворачивая лист пергамента, Пилат показал слуге взглядом на руку Фауста. Мажордом взял со стола скальпель и отрезал рукав костюма Доктора вместе с рукавом рубахи. Сдвинув лоскуты в сторону, Пилат уложил пергамент на голое плечо спящего Фауста.
– Подай иглу и придержи лист. Будь осторожен и постарайся не сдвинуть его.
Слуга выполнил приказание.
Сжав пальцами иглу, Великий Прокуратор Иудеи, стал аккуратно протыкать пергамент, точно по контуру рисунка.
– Как только я сниму лист, не мешкая посыпь ранки пеплом, тем, что остался от сигары. А жидкостью из этого флакончика, после присыпки пеплом, оботрешь весь обрисованный контур. Час-другой и опухоль спадет, а ранки затянутся чуть позже. У нас есть двенадцать часов. Мы успеем.
Слуга кивнул в ответ. Он был занят тем, что аккуратно собирал лезвием ножа пепел из пепельницы и переносил его на чистый лист бумаги.
– У меня все готово.
Пилат отложил иглу на середину стола и взялся за углы листа.
– Приступим.
Потемневший от крови пергамент был аккуратно убран, после обработки предплечья снадобьем обозначился рисунок
– копье, пробившее череп оленя.
Глава ХIV.
Север Афганистана. IV век до Р.Х. Ночь после битвы в ущелье.
...
– Ты все хорошо помнишь, отец?
– спросил шаман, присев на корточки рядом с трупом Прокла.
Вождь опустил татуированную руку спящего Фауста и подошел к сыну.
– Только не говори, что ты нашел еще одного с таким же рисунком на руке.
– Да, нашел. Вот у этого мертвеца тоже знак похожий. Только у него нарисованы рога на черепе оленя, а не собаки, как у того, живого. Мертвый - тоже белоголовый, как ты говорил, а этот живой, но не молодой.
Старик подошел к сыну и присел рядом.
– Вот, смотри.
Палец шамана указывал на татуировку.
Вождь погладил рукой рисунок на предплечье мертвого воина.
Конечно, он узнал грека. Помнил он и о договоре с Птолемеем. И все бы ничего, но на закате прошлого дня, с ним говорил странный незнакомец, который возник из неоткуда, а потом и пропал в никуда. Незнакомец показал картинку, на которой был изображен живой 'белоголовый'. Он сказал,
что этот человек хоть и старше раненого грека, но спасет племя от голода и других бед, а этого, с "оленьей головой", надо ткнуть острой палочкой. Он передал вождю палочку с прозрачным колпачком на конце и показал как ей пользоваться, настрого предупредив - не касаться отравленной части. Старик так и сделал. Пока шаман рылся в трупах, он нашел "молодого", а потом уколол раненого грека. Его лицо посинело и он умер. Хорошо хоть в сознании раненый не был. Вождь впервые убил человека. Ему было страшно, неловко, но что делать, выбор сделан......- Собака - олень, старый - молодой. Какая разница. Твои родичи молятся на что? На коровий череп, а не на шайтаний! Или ты думаешь я не видел, как ты к коровьему черепу крепил медвежьи челюсти? Уж я-то зна-ю. И что? Камнепадов меньше стало?
Шаман виновато, как бы отгоняя упрек, сцепил руки. Гневить старейшину, что на змею наступить. И он, понурив голову, молча слушал отца.
– ...это я был тут днем, а не ты, - продолжал старик, изобразив непреклонность.
Сын понял, других вариантов с возрастом и рисунками уже не будет.
– И еще. Этот живой, а тот - мертвый. Тебе разница понятна?
Шаман покачал головой в знак согласия.
– Да, вождь. Мертвый, он не гнется. Его тащить тяжелее.
Старик безнадежно махнул рукой.
– Тащи живого, который белоголовый, но не молодой и с рогатой собакой на руке. И не перепутай. У тебя дочь на выданье. Тебя племя уважает, шамана в тебе видят. А я в тебе только дурака вижу. Все, сейчас нож заберу обещанный и догоню тебя. Иди давай, - старик заметил удивленные глаза сына.
– Ну, большой такой, который их вождь мне показывал.
Старик повернулся и засеменил к давно потухшему костру, у которого на седле, склонив хмельную голову на эфес вогнанного в грунт меча, сидел караульный воин.
В небе появилась полная луна. Где-то вдали, на выходе из сая, испугано завыл шакал.
– Скоро утро. Добрый воин, - сказал тихо старик, - я вашего человека забрал. Нож давай!
Вождь потряс за плечо спящего охранника. Караульный молчал. Старик потянул воина за руку и тот, медленно съехав с седла, тут же сложился в калач. Громкий храп эхом прокатился по ущелью.
– Спасибо, добрый человек. Я знал, что ты не обманешь старика.
Старейшина с трудом вытащил гладий из грунта и вытер налипшую грязь о рукав.
Скоро старик уже толкал в спину шамана.
– Я старый, а быстрей тебя хожу.
Шаман шутку понял и натянуто улыбнулся.
– А воин-то, спа-ал! Почему ты с ним разговаривал? А?
– шаман с хитрецой посмотрел на старика.
– Не знаю, - ответил вождь, озабоченный быстро надвигающимся утром.
– Других я с такими вот длинными ножами не видел... Наверно меня ждал. А нож очень племени нужен!
– Да? А зачем?
Старик озадачено почесал затылок.
– Вот завтра попросишь у меня - отец, дай мне большой нож...
– А зачем мне завтра большой нож?
– спросил шаман, тяжело сопя. Белоголовый весил немало.
– Ну не знаю, дерево срубить, или ритуал какой сотворить.
– На это топор есть. А для ритуала...
Старик зло выругался и перебил шамана:
– А для ритуала тебе придется делать новый тотем!
От неожиданности шаман чуть не выронил свою ношу из рук. Он остановился и открыв рот, смотрел на вождя.