72 часа
Шрифт:
— Вовсе не мило.
Он сжимает меня в объятьях.
— Для меня ты всегда будешь милой, детка.
Детка.
Я вздрагиваю.
— Представь, о чем он сейчас думает, — шепчу я Ноа на ухо. — Когда видит нас вместе.
Ноа поворачивается и прижимается губами к моему уху.
— Я думаю, он чувствует, что проиграл. Он думал, мы останемся врагами.
— Мы ему покажем.
— Да, Лара, мы ему покажем.
Надеюсь, он прав.
Нет.
Что происходит? Какого черта происходит?
Они
Они не должны помогать друг другу. Он должен ненавидеть ее. Она должна сломаться.
Разочарование и отчаяние теснятся в моей груди. Это моя игра, черт возьми. Моя гребаная игра. Они не могут изменять правила.
Она наклоняется к нему и что-то говорит. Почему я не слышу? Что она говорит? Почему он улыбается?
Я вскакиваю со стула и беру ключи. Надо взять все в свои руки. Я знаю, что у них есть еще несколько часов, но мой план никто не имеет права разрушать.
Я всю жизнь к этому готовился. Если эти ублюдки думают, что им сойдет это с рук, они ошибаются.
Очень ошибаются.
ГЛАВА 9
Хотела бы я сказать, что меня будит холод или солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, но это не так. Еще темно, так темно, что я особо ничего не вижу, но зато слышу — и очень хорошо. Меня будит шорох. Я быстро осознаю, что это не Ноа, потому что его тело все еще прижато к моему, и я слышу его мягкое дыхание рядом.
Здесь есть кто-то еще.
Я замираю. Не могу двигаться. И даже не хочу. Шаги уже близко, достаточно близко, чтобы у меня перехватило дыхание. Я должна притвориться, будто сплю. Я должна притвориться. Ноа начинает тихонько храпеть. Он и понятия не имеет, что кто-то еще есть рядом с нами.
Это конец? Он собирается убить нас? Нет, еще не прошло семидесяти двух часов. Нет. Он хочет играть, хочет.
Так почему он здесь?
Я держу глаза закрытыми и пытаюсь казаться спящей, хотя все мое тело кричит в страхе. Не трясись. Не двигайся. Дыши. Проходит несколько секунд. Они кажутся мне минутами, но в конце концов шаги удаляются. Я открываю глаза ровно настолько, чтобы увидеть мягкий свет возле дерева слева. Я вижу его, не отстраняясь от груди Ноа.
Я могу различить силуэт человека. Он высокий, не слишком коренастый. Я не вижу ни цвета его волос, ни черт лица, но отсюда он не выглядит угрожающим. Любой может быть угрозой с оружием в руках, но в одиночку не многие люди на самом деле так уж и страшны. Пугающая мысль. Я моргаю, стараясь дышать ровно, и наблюдаю за тем, как мужчина забирается в древесную крону.
Какого черта он делает?
Он копается там несколько минут, а затем спускается, держа что-то в руке. Черт, я не вижу, что там. Я щурюсь, но не могу разглядеть. Он делает что-то еще, затем возвращает предмет на дерево, достаточно высоко, чтобы его нельзя было увидеть. Что, черт возьми, кто-то мог прикрепить на дерево? Что он может проверять?
Раздается щелчок.
Камера.
Мое тело напрягается, и я вынуждена сделать несколько прерывистых вдохов, чтобы снова расслабиться. Камеры на деревьях. Он должен видеть нас, где бы мы ни были, и поэтому
он сделал все для того, чтобы мы были вынуждены оставаться на тропинке, чтобы сойти в густой подлесок оказалось бы слишком сложно. Потребуется несколько часов, чтобы пройти хотя бы километр, к тому же, невозможно будет увидеть змей и других животных. Так что все это время мы следовали его маршруту. Играли по правилам. Боже, сколько времени ему понадобилось, чтобы установить камеры на деревьях?Я наблюдаю еще несколько секунд, но вдруг чувствую его взгляд. Закрыв глаза, молюсь, чтобы он ничего не заметил. Луч света проходит по нашим головам. Я не двигаюсь. Я даже не дышу. Через секунду свет исчезает, и я слышу удаляющиеся шаги.
Я лежу так около часа, чтобы убедиться, что он ушел, а затем осторожно поворачиваюсь — так, словно просто двигаюсь во сне. Придвигаюсь к уху Ноа и шепчу:
— Ноа, проснись.
Он не двигается.
— Ноа, — снова шепчу я.
Он ерзает и стонет, затем отзывается хриплым голосом:
— Лара?
— Не говори вслух, — отчаянно шепчу я. — Притворись, что я сплю.
— Лара, ты не спишь? — говорит он.
Я не двигаюсь.
Он встает так, чтобы мы оказались лицом к лицу. Замирает, как и я.
— Что происходит? — шепчет он.
— Он был здесь.
Все его тело напрягается.
— Что?
— Я проснулась, а он был здесь. Я не шевелилась. Он не знал, что я проснулась, но я видела, как он что-то делал с деревом. Ноа, я думаю, у него там камеры.
Ноа чертыхается себе под нос.
— Черт побери, конечно. Я все пытался понять, как он найдет нас по прошествии семидесяти двух часов. Я думал, что он наблюдает, но столько камер — нет, мне показалось это слишком сложным.
— Ему потребовалось время, чтобы вытащить камеру. Он повозился с ней, потом закрепил обратно.
— Если он наблюдает за нами с помощью камер, нам надо скрыться от них, — шепчет Ноа, прижимая меня к себе.
— Значит, мы сойдем с тропы?
Ноа качает головой.
— Нет. Мы не уйдем далеко; тут такой густой лес, что мы едва сможем двигаться, не говоря уже о том, чтобы бежать. Он не дурак. Он расчистил только нужные ему места, потому что знает, что мы далеко не уйдем.
— Ну и что теперь?
— Я еще не знаю, — шепчет он растерянно.
— Мы прошли много километров. Сколько камер он мог установить?
— Мы прошли вдоль забора, помнишь? Он создал для нас эту зону. Он планировал это так долго, что у него, наверное, везде камеры.
— Но так много камер…
— Не стоит недооценивать убийцу, Лара.
— Так что же нам делать?
— Мы не можем идти в лес, так что остается только один выход, — шепчет Ноа, прижимаясь губами к моему уху. — Мы поднимемся выше.
Выше.
Мы заберемся на деревья.
Неужели все так просто?
ГЛАВА 10
Утро наступает, как кошмар.
Наш последний день до того, как он придет за нами. Мы оба это знаем.
Даже после событий прошлой ночи мы оба прекрасно понимаем, что завтра в это время будем убегать, как животные, которых спугнул охотник. Я не могу есть. Я даже пить не могу. Страх поселился в моем теле, и я не могу избавиться от него. Хватит рвоты, слез, хватит говорить о том, как мне страшно. Я просто сижу, прижав ноги к груди, спиной к дереву, не в силах заставить свое тело сдвинуться с места.