72

Он кладет лист обратно как ни в чем не бывало.

– Ручки мы нашли, когда обшаривали отсеки. В общем, появились мы здесь два месяца назад. Кучей, очухались прям в этом долбанном холле. Ни черта не помним – в жизни никогда друг друга не видели. А может и выдели – черт его теперь знает, если мать родную не помним. Короче, естественно, сначала паника, все дела. Потом начали искать выход.

Неприятная горечь подступает к моему горлу, когда я понимаю, чем закончится этот рассказ.

– Короче, выхода мы пока так и не нашли.

– Но как-то же вы сюда попали?

– Ага, как и ты – кивает он – так же ни хрена не помним. Но мы хотя бы попали все вместе. Черт знает, может нас сюда занесли. А вот как здесь из пустого места очутился ты спустя два месяца – и зачем – гораздо интереснее.

Я закатываю глаза, так как даже история Хоплеса опять вернулась к подозрением обо мне. Лютер принимает обоснованность моего «замечания», потому возвращается к главному:

– Естественно, когда стало понятно, что мы в дерьме – появилась необходимость что-то делать, чтобы протягивать дни и искать выход. Тут и осозналась потребность в коллективной работе, да и вообще работе, так сказать. В собранности, сечешь? Если один будет работать – а второй ноги закинет да начнет мамочку звать, а при этом жрать будут по равному, но далеко так не уйдет. Нам понадобилось время, понимание и хорошие тумаки, чтобы признать, что мы должны действовать сообща, если хотим отсюда выбраться.

Но так и не выбрались – мысленно замечаю я, а моя отчаяние становится все больше. Теперь я понимаю, почему Лютер назвал это место Хоплесом, а нас всех хоплэтами.

– Мы не долбанная секта и не провозглашаем мир во всем мире – добавляет Лютер даже как бы с презрением – никто не заставляет водить хороводы друг с другом, лыбиться и говорить «доброе утро, сэр». Не хочешь – молчи, и так далее. Главное – выполняй свои обязанности и соблюдай правила. Дружелюбия от тебя никто не требует. Но нарочно создавать конфликты тоже нельзя – это стопорит общую работу.

Он так много талдычит об общей работе – но где ее результаты, если они все еще здесь? Где-то.

– Короче, батрачка у нас делится на несколько видов. Первые – кормаки, они ищут еду в секторах, шкафчиках и так далее. Короче, ответственны за то, чтобы мы с голоду иной день не сдохли.

– Здесь есть еда в шкафчиках? – уточняю я, но он пропускает мой вопрос, тем самым не давая задать и новый. Например, откуда она здесь и как за 2 месяца и 20 голодных людей до сих пор не кончилась?

– Вторые – пытаки. Они каждый раз обходят изученные сектора и пытаются найти выходы и лазейки, где бы эти выходы могли бы быть. Сейчас уже почти все сектора изучены, так что мы просто пробегаемся по ним и убеждаемся, что все еще в дерьме. Таким макаром тебя Ричи сегодня и нашел в 24-А.

– 24-А..

– А, да.. чтобы не запутаться, мы составляем схематичные наброски каждого отсека, и называем его как-нибудь. Как угодно – главное, чтобы не повторялось. Это помогает скоротать время при их обходе. И третьи – чистяки. Они ответственны за чистоту нашего быта, так сказать. Мы нашли пару тарелок здесь, едим руками, но это ничего. Ну плюс сортиры тоже сами себя не почистят, а если этого не сделать вонища стоит жуткая. Короче всей грязной в прямом смысле работой занимаются чистяки.

Я морщусь и Лютер ухмыляется:

– Вижу в твоих глазах, Везучий, вопрос: «кто согласится на такую работу?». Вот и узнаешь. Потому что рано или поздно к тебе будет приставлен хоплэт-чистяк и тебе придется заниматься этой самой работенкой целый день. Так, вроде все сказал. Ну.. из того, что тебе пока положено знать.

Я недоуменно вскидываю бровь:

– Так стоп. То есть вы, ребята, хотите сказать, что торчите тут два месяца, исследуете это.. самое место, ни черта не находите, ни черта не помните. Но продолжаете ничего не менять и делать это по кругу, по кругу ни черта не находить, просто каждый день сильнее предыдущего бояться, что закончится еда, и при этом еще меня называете тупым..

Глаза Лютера тут же зажигаются от ярости. Он подбегает ко мне и толкает в стену, схватив за грудки:

– А что ты предлагаешь, Везучий? У тебя есть какие-то другие варианты? Может подскажешь, что нам делать, умник?

Я ловлю краем глаза движение справа и поворачиваюсь, насколько мне позволяет хватка Лютера. Движение быстрое, едва заметное – птица пролетела за окном. И меня осеняет:

– Вы говорите, что не можете выбраться. Но вы пытались это сделать через окно?

– 3-

Чувствую, что хватка Лютера на мне немного слабеет. Лишь чуть, но это позволяет мне юркнуть вниз и выскользнуть из его цепких рук. Провернув это, я быстро подхожу к большому окну под напряженными взглядами остальных хоплэтов и смотрю вниз:

– Да, высота чертовская.. но можно ведь выбить и кричать, верно?

Я оборачиваюсь обратно, но теперь вижу, что Лютер выпустил меня не из-за недоумения. Или ошеломления снизошедшим озарением моей догадки. Он смотрит на меня скептично и даже как-то презрительно, скрестив руки на груди. Зато подает голос Ричи:

– Ты думаешь, тут кроме тебя все ушлепки полоумные? Мы уже все что могли сделали с этим сраным окном. Выбить никак – видимо пуленепробиваемое. Мы и так и сяк пытались – хоть бы трещинка одна появилась. Кричать тоже нет- нас не слышат. Днем делаем это..

Он подходит ко мне и подцепляет с пола большой белый лист бумаги. На нем написано ручкой «SOS» и раз сто, наверное, обведено для жирности.

– Кстати, какого хрена ее сегодня не прицепили? – осведомляется Лютер, на что отвечает рыжая девушка. Она так часто участвует в их разговорах, что я даже запоминаю, как ее зовут. Сью:

– А смысл? Два месяца псу пол хвост. Всем либо насрать, либо ее никто не видит.

– Пофиг – отмахивается Ричи и вновь поворачивается ко мне, раздраженно испепеляя взглядом – а вечером мы дежурим с фонариком перед сном. Посылаем сигналы через это окно в соседние здания. Но пока что все дерьмово – никто не откликнулся, как и сказала Сью, за долбанных два месяца, так что окно можно сказать не в счет.

Я вновь изумленно гляжу в окно. Напротив нас, через дорогу, такие же высотные здания. Там наверняка кто-то живет. Плюс снизу ездят машины. Ходят люди. Я хмурюсь:

– Но как они могли не откликнуться?

– Хрен их знает, мне насрать, насрать почему им насрать и почему всем насрать. Если всем насрать почему мне должно быть не насрать?

В какой-то момент Ричи кажется сам запутался в хитросплетениях своих «насрать» в предложении.

– Ладно, сверху.. но мы на большой высоте. Кто снизу? Можно прыгать, кричать – они должны нас услышать?

– Не уверен, что снизу нас кто-то есть, Везучий. В Хоплесе семь этажей – вновь вмешивается Лютер – все их мы уже исследовали вдоль и поперек. Уверен, если бы под нами кто-то и был – он бы давно услышал наши крики. Ты просто не представляешь, как способны кричать 20 хоплэтов, в один момент обнаруживших, что они заперты в какой-то чертовой ловушке.