8 марта, зараза!
Шрифт:
— Борис, как это произошло? Ну, что Гектора подстрелили?
— Так это ж ты сама ему голосовое прислала, когда мы на деле были. Его аж передёрнуло всего. Говорит: «Моя Алла по пустякам беспокоить не станет». Ткнул, звук сначала не отключил. Вот они и пальнули на звук.
Холодею внутри — то есть, его могли убить из-за того, что мне захотелось поныть по поводу курсовой? Боже, какой ужас.
— Кто они? — спрашиваю, а у самой голос дрожит и внутри всё. — Почему стреляли? У вас же там вроде переговоры были.
— Не задались переговоры, хозяюшка, — грустно отвечает Борис. — А ты, золотце, на будущее без
Судорожно сглатываю от обрисованных перспектив. Клятвенно заверяю, что никогда больше так не поступлю. Гектор там серьёзные вопросы решает, может, связанные с долгом отца. А я — реальной дурью отвлекаю.
Обжигает стыдом.
Провожаю гостей, а сама — возвращаюсь в гостиную, где спит Гектор. Укрыт пледом, который наполовину сполз, обнажая мощную грудь. На смуглой коже особенно ярко выделяются белые полосы бинтов.
Острая жалость сжимает душу.
Бедный мой. Прости. Пострадал из-за меня, дуры. Отвожу прядь с высокого лба, нежно целую. Устраиваюсь рядом, обнимая руками и ногами. Только теперь осознаю, что могла потерять, и становится страшно. И зло на себя берёт. Гектор неосознанно сгребает меня в охапку, прижимает к себе крепко-крепко, прячет лицо в волосах, шепчет:
— Любимая… Желанная… умру за тебя…
И моё сердце сходит с ума от нежности к этому невозможному мужчине.
Засыпаю в кольце его рук, только так и успокоившись наконец.
…Утром просыпаюсь со стоном — отлежала себе всё, что можно отлежать. Всё-таки этот диван не для спанья. Тем более, вместе с таким крупным мужчиной, как мой.
Продираю глаза и вижу Гектора, уже почти полностью одетого. Он застёгивает запонки на манжетах своей стильной шелковой рубашки.
Смотрит на меня как-то странно — вот теперь точно пугающе и недобро.
— Как спалось, Алла? — произносит наконец режущим, холодным тоном.
— Средне, — честно признаюсь я. — А ты чего встал? Ты же ранен. Тебе в постели надо лежать.
— А на работу за меня ты будешь ходить? — презрительно хмыкает он.
— Гектор, я не верю, что за несколько дней без тебя там всё станет.
— Я работаю не только там.
Это я уже поняла. Сказал бы — где. Мне бы было легче.
— Чем ты занимаешься на самом деле? — озвучиваю всё-таки то, что беспокоит.
— В основном, отвечаю на глупые сообщения избалованных девиц. Скачиваю для них курсовые. Мне же больше нечем заняться.
Просто сечёт меня злыми надменными фразами. Взглядом к месту приколачивает. Будто я — полное ничтожество. Судорожно сглатываю, чувствую, что начинает щипать глаза.
— А если серьёзно?
— Я уже говорил, — он устало прикрывает глаза. — Я аудитор. Самый дорогостоящий в стране, — заявляет не без гордости.
— Аудиторов не подстреливают, — мотаю головой.
Он презрительно хмыкает:
— Много ты знаешь об аудиторах. Мы забираемся в такие дебри финансовых операций, что некоторым становится некомфортно. Деньги, конечно, счёт любят, но вот ловить их многие предпочитают в мутной водичке. И отмывать не спешат.
Да, наверное, он прав. Я ничего не знаю о его профессии, но раз она связана с большими деньгами, то и впрямь может быть опасной.
— Гектор… — бормочу, пряча глаза, —
я бы хотела извиниться… За вчерашнее.— Извиняйся, — резко произносит он.
Сглатываю, смотрю ему в глаза, где вижу свой приговор, и всё-таки произношу:
— Прости меня, пожалуйста.
— Нет, Алла, так за подобные косяки не извиняются.
— А как? — хлопаю глазами, не понимая, к чему он клонит.
— Горловым минетом, Аллочка.
Даже закашливаюсь: совсем офигел, что ли, порядочной девушке такое предлагать?
— Ты шутишь?! — произношу, не веря, что он мог такое сказать.
Гектор чуть склоняет голову, рассматривает меня презрительно, а потом — будто выплёвывает:
— Я похож на шутника? — мотаю головой: нет, не похож, просто ты сейчас очень грозный, и мне страшно. — Вот и хорошо, — отвечает он на невысказанное и командует: — На колени!
2 (18)
Зажмуриваемся. Вдох-выдох. Поехали…
Будет жёстко — предупреждаю на входе
____________________
Я хлопаю глазами и ловлю ртом воздух, не в силах поверить в то, что он говорит. Человек, который вместе со мной произносил брачные клятвы в ту ночь в кабинете. Тот, кто называл меня любимой, единственной, желанной. Обещал, что умрёт за меня. Теперь же — смотрит презрительно и холодно и ждёт от меня мерзости, которой занимаются только последние шлюхи! Я никогда не стану делать что-то подобное!
— Алла, я не люблю повторять дважды, — хлещет меня своим цинизмом мужчина, этой ночью казавшийся мне единственно важным. — Лучше сделай сама. Не заставляй применять силу.
Сейчас, сидя на диване, я кажусь рядом с ним совсем крохотной. Мне приходится высоко задирать голову, чтобы смотреть на него. Он возвышается надо мной, как грозное карающее божество. Да, я готова принять кару. Я раскаиваюсь в глупости. Но это…это слишком жестоко…
На меня наваливаются одиночество и отчаяние. У меня не остаётся выбора — только взывать к жалости и умолять о пощаде.
Я падаю на колени, молитвенно складываю руку и, захлёбываясь слезами, прошу:
— Гектор… пожалуйста… я не могу…
Вскидываю на него глаза, полные слёз, и жду — милости, сострадания, понимания.
Мама как-то говорила мне: «Если мужчина по-настоящему любит — его тронут твои слёзы»
Гектора не трогают, он лишь брезгливо кривится:
— Алла, к чему этот концерт?
— Пожалуйста… не заставляй…
— Я и не заставляю, ты должна сделать это сама.
Мотаю головой:
— Никогда! Это унизительно! Грязно!
Гектора аж передёргивает:
— Алла, расплата за глупость должна быть унизительной и грязной. Чтобы отпечататься на подкорке. Чтобы впредь неповадно было.
— Гектор, поверь, я извлекла урок.
— Ты подвергла мою жизнь опасности — и должна заплатить за это, — говорит он и начинает расстёгивать пояс у себя на брюках.
Между нами — ещё пока расстояние. Мы — в гостиной. Я могу встать и уйти. Или начать кричать, так, чтобы прибежала прислуга и охрана. При них он не станет меня принуждать, я уверена. Но будто немею, цепенею, прирастаю к полу. Не могу сдвинуться ни на йоту. Только плачу — горько, отчаянно, безнадёжно. Слёзы текут по щекам, судорожные всхлипы разрывают грудную клетку.