8 марта, зараза!
Шрифт:
От её откровений я замерла в ужасе.
— Мама, почему ты никогда об этом не говорила? — возмутилась я.
— Берегла тебя. Хотела, чтобы ты росла в полной семье. Чтобы гордилась отцом.
— Почему ты не ушла от него?
— Куда? Семья меня долго не принимала из-за этого брака. А куда мне было податься с неполным высшим и маленьким ребёнком? Да и любила я Альберта. Как дура любила. Всё надеялась — наладится. И наладилось ведь. Почти хорошо жили же. Иногда нужно просто перетерпеть. Быть гибче, мудрее. И благодарнее, — добавила, бросив на меня строгий взгляд: — Я вот Гектору
Так я поняла, что союзника мне в лице мамы не найти. А ещё — что она права. В университете я слышала за спиной завистливые шепотки: «Дохлятина! Ни рожи, ни кожи! Что он в ней нашёл? Такой мужчина!» Наверное, я и впрямь слишком многого хочу. Приходилось давить в себе эти хочухи и отводить взгляд от парочек, которые бродили по парку за ручки и ели одно мороженное. Может, романтика действительно — только розовая чушь, как говорит Гектор?
Сложнее становится, когда к нам в гости стали приходить Руслан и Милана. Он всё-таки послал ей тогда «Рафаэло». И это сработало. Прям, как в рекламе.
Они чудесно смотрятся вместе. А главное — они вместе просто лучатся счастьем. Рус постоянно веселит свою Милочку, и она смеётся рядом с ним — так задорно и искренне. А я уже забыла, когда смеялась рядом с Гектором. Руслан устраивает ей романтические вечера. Оказалось, он отлично играет на гитаре. И однажды ночью давал концерт под окнами её дома. Даже если они ссорятся, то как-то легко, несерьёзно, потому что не могут друг без друга больше пяти минут. Причём мириться всегда первым идёт Рус.
Я завидую им. Остро. Пряча слёзы.
Рядом с ними мне приходится играть счастье, чтобы не расстраивать. Улыбаться и замерзать рядом с Гектором. Чувствовать его руки на своей талии и ощущать бесконечное воющее одиночество.
До сих пор не знаю, кто я для него? Ночами он шепчет: единственная, самая нужная, любимая, а днём — обжигает холодом, гнёт своими домостроевскими замашками, вымораживает цинизмом.
Поманит — оттолкнёт, страсть — лёд…
Такая грустная поэзия нашей жизни.
Вот почему я не счастлива в свой самый счастливый день.
На мне изысканное платье от крутого французского кутюрье — друга семьи Филиппа. Оно стоит баснословных денег. Очень идёт мне, превращая в драгоценную изящную статуэтку. В нём — оказывается — у меня есть фигура. Тонкая, но округлая в нужных местах. В волосах диадема с жемчугом и кристаллами Сваровски. Тонкий едва заметный макияж. Я похожа на эльфийскую принцессу. Филипп сам сделал для меня букет невесты в мятных тонах. Вообще, он не флорист, просто увлекается немного. Но ради меня — расстарался.
Совсем скоро у меня будет кольцо и новая фамилия. И красивый сексуальный богатый муж.
Так почему мне хочется плакать?
Меня радует одно — у нас нет детей. И в перспективе я заводить их не собираюсь. И когда сказала об этом Гектору — он поддержал меня в своей манере:
— Ты права. Только детей нам сейчас и не хватает.
Сам отвёз меня
в клинику в край, где мне сделали специальную противозачаточную инъекцию. И это хорошо. Теперь хоть можно не заморачиваться о нежелательной беременности. Не сейчас, когда у нас всё так нестабильно.…Мама сидит чуть поодаль в своём модном кресле, с которым уже научилась ловко управляться. Сегодня она тоже очень хороша и нарядна. Я забыла, когда видела её такой. За спинкой коляски возвышается её сиделка — Верочка. Хотя к этой тётеньке, которая только на полголовы ниже Гектора, нежно обращение не липнет вообще. Она дородна, розовощёка и пышет здоровьем. У них с мамой странные отношения. Вера ведь такая большая и сильная, что легко поднимает миниатюрную маму на руки. Мама в таких случаях смеётся и смущается. Она любит Веру, а та — её. Сестренско-дружеско-странной любовью.
Не мне их судить.
Мне главное, что мама счастлива и улыбается. Сужу только за одно — Вера позволяет маме пить. Последнее время мама пристрастилась к крепким напиткам. Когда я пытаюсь наставить её на путь истинный, мама только беззлобно ворчит: «Дай хоть на старости лет оторваться!»
Мама уже сейчас слегка пьяна, но ей ведь можно — единственную дочь замуж отдаёт.
— Хороша! Слов нет, как хороша. Правда же, Верочка? — задирает голову, чтобы посмотреть на свою сиделку.
— Да, Риммочка, куколка у тебя, а не дочь, — с умилением басит Вера.
Мама гордо задирает точёный нос:
— Вся в меня!
— Так и есть, Риммочка. Так и есть! — воркует сиделка, не сводя с мамы влюблённых глаз.
— Пора, доченька, — говорит мама. — Регистратор уже подъехала. Пресса собралась. Гости. Иди.
А мне хочется кричать: «Нет, мамочка, удержи! Не отдавай ему!»
Дурное предчувствие сжимает сердце.
Но я надеваю на лицо дежурную улыбку, беру свой роскошный букет и иду. Наряжали меня наверху, в комнате, смежной со спальней, чтобы я красиво спускалась по лестнице.
Шлейф платья струится по ступеням, будто бежит молоко…
Считаю шаги.
Ровно до тех пор, пока Гектор, стоящий в гостиной, не оборачивается и не ловит меня в плен своих глаз цвета ледяной мяты. И выбраться из этого плена невозможно. Так смотрят на божество.
Филипп так изящно вплёл мятные нотки в оформление, выдержав его в холодновато-изысканном, гекторовском, стиле.
Подхожу, протягиваю Гектору руку. Он целует её, обнимает меня за талию и, наклонившись, шепчет:
— Ты так красива, что я завидую сам себе.
Он тоже сегодня очень красив и светится, почти как Руслан рядом с Миланой. И я наслаждаюсь этим, столь редким для меня, светом.
Шафер, находящийся неподалёку, поднимает большие пальцы вверх. Он искренне рад за нас. И Милана, которую я сделала подружкой вместо Дины, тоже.
А я? Рада ли я?
Задираю голову, смотрю в лицо мужчины, который через несколько минут станет моим законным мужем, ловлю его лёгкую улыбку и говорю себе: да, должна быть.
Ведь мама права — нужно быть благодарной: Гектор мог бы попользоваться и выбросить, выпотрошенную, опустошённую, сломанную. Но нет — женится, устроил красивую церемонию, не жалея денег.