A and B, или Как приручить Мародеров

На Гриффиндоре всегда кипели какие-то страсти, на Слизерине плелись непонятные простому люду интриги, на Когтевране распустила щупальца сомнительная научная деятельность, а на Пуффендуе светило солнце, и робкие улыбки однокашников делали каждый новый день чуточку теплее. Они улыбались даже сейчас, когда страшная зараза пробралась сквозь щели и трещинки, проникла внутрь и принялась орудовать среди удивленных, перепуганных учеников.

— Все нормально, Эшли? — Элиза положила руку на плечо худенькому серому мальчишке.

Он дернулся, оглянулся и резко кивнул. В глазах у него плавала темная муть заклинания. Элиза лишь улыбнулась, якобы поверив, и направилась в свою гостиную. Темно-бурый барсук с проходящей через лоб широкой желтой полосой посмотрел на нее удрученным взглядом. Элиза сжала губы и отвернулась от гобелена.

Она любила эту маленькую гостиную, похожую на бочку с волшебным нутром. Любила бурого барсука с толстой мордочкой и солнечно-желтые полосы на пушистых шарфах и шапках, любила негласную атмосферу дружелюбия и поддержки. На Пуффендуе случались разногласия, но никогда не происходило настоящих склок, распрей и не было сплетен. Это был маленький простодушный рай.

От которого она, Элиза, так глупо отказалась.

Ее матери не стоило скрывать истинное происхождение дочери и тем более ей не стоило умирать. В такое-то время. Но ничего не попишешь. Однажды ступив на эту черную, укрытую гниющими костями дорогу, Элиза уже не могла сделать шаг назад. Нельзя сделать выбор и сбежать, нельзя взять на себя ответственность и спрятаться. Нельзя останавливаться на полпути. Потому что не бывает полудрузей, как и не бывает полупредателей.

Элиза вошла в спальню, плотно закрыла за собой дверь, на всякий случай проверив замок, и тяжело оперлась на нее спиной. Комната была квадратной, просторной с огромными окнами в полстены. Здесь никогда не задергивались шторы, ярко-желтые подушки всегда были разбросаны по комнате, а на маленьких бочкообразных прикроватных тумбочках стояли и лежали всякие женские глупости: раскрытые косметички, разноцветные флакончики с духами и лаками, пинцеты, расчески, бусы, серьги, блокноты с подростковыми стихами…

Все было общим. На Пуффендуе было принято делиться, и ни у кого и мысли не возникало нарушить такой порядок вещей.

Но не теперь.

Элиза тоскливо взглянула на свою кровать. Было раннее утро, ученики только-только отправились на занятия, и домовики еще не успели прибраться. Смятые покрывала, простыни, сорочки, сеточки для волос — все это валялось на кроватях ее соседок. Покрывало Элизы же было идеально разглажено, заправлено и подвернуто. На тумбочке не стояло ничего лишнего, все было убрано в ящички и разложено по цветам и порядку. Одежда, вычищенная и отпаренная, висела в шкафу на отдельных вешалках. Островок порядка в целом море хаоса.

Элиза такой никогда не была, но такой стала. Она и сама не заметила, как бывшие когда-то общими вещи стали разделяться на свои и чужие. Не заметила, как ее стал раздражать вид неубранной кровати и мятой одежды. Не заметила, как совершенно неожиданно начала соглашаться с Нарциссой и начала понимать ее.

Кровь не водица. Она действительно имеет силу, особенно если это кровь жестоких бессердечных Яксли, веками оттачивающих свое мастерство пыток и уничтожающих любое проявление душевного тепла в своих отпрысках. Мать Элизы стала исключением, подтвердившим правило на примере собственной дочери.

А потому Элиза Яксли не могла позволить себе быть слабой, сомневаться и дрожать от страха, как какой-то наивный… барсук.

Она достала из кармана мантии крохотный флакон с черной каплей зелья внутри и спокойно пригубила его. Вкуса у зелья не было, как и запаха. Оно упало внутрь холодным комом и тут же растворилось, будто ничего и не было.

В конце концов, если варево какого-то несчастного семикурсника способно ее убить, значит, никакая она не Яксли и все, что она сделала, было зря.

***

Малфой-мэнор

Люциус вызвал Мальсибера к себе ранним утром, устроив тому натуральный допрос о произошедшем той злополучной ночью событии. Мальсибер всячески намекал, что всеми виной Питер Петтигрю, Малфой, откровенно говоря, подозревал во всем самого Мальсибера, и разговор не ладился.

— Я похож на шута, Тони? — Малфой был бледен, холоден и очень-очень зол.

— Нет, Люциус.

— В таком случае, почему мои слова тебя… забавляют?

Мальсибер сглотнул, попытался улыбнуться снова, но тут же подавился.

— Они просто звучат достаточно странно, Люциус, — мерзким сиплым голосом уточнил он. — Ты говоришь, что шел по коридору, зашел в свой кабинет, почувствовал, как кто-то уткнул тебе палочку в спину, а после — пустота. Но Питер Петтигрю, конечно же, ни в чем не виноват. Как-то странно, ты не находишь?

— Петтигрю — единственный наш источник среди целого стада гриффиндорских баранов. Баранов, которые безоговорочно подчиняются Дамблдору. Мы тщательно отбирали всех возможных кандидатов. Петтигрю — верный друг Мародеров, но без поддержки он слаб. Он сломается. И ему не хватит сил вести двойную игру.

Энтони помолчал, скептическим взглядом уставившись куда-то за плечо Малфоя. Ему не было нужды спорить с Люциусом, потому что на общий успех ему было плевать — быть Пожирателем Смерти было увлекательно, но великой цели он не преследовал.

— Они называют себя Орденом Феникса? — Мальсибер саркастически улыбнулся, меняя тему.

— Не нужно насмешки. По-твоему, Пожиратели Смерти звучат многим более достойно?

— По крайней мере, наши деяния…

— Оставим пафосные речи для новичков.

— По крайней мере, мы хоть что-то делаем, — поправился Мальсибер. — Наша результативность выше.

— Так почему я не вижу результатов?

Мальсибер хмуро взглянул на Малфоя.

— Потому что нам нужно время. Все, конечно, обрадовались, что зелье работает, но, как выяснилось, не так уж оно и совершенно, — Мальсибер замялся. — Выяснилось, что длительность его действия крайне коротка, в лошадиных дозах оно работает безотказно, но и признаки слишком явные уже на первой стадии после принятия. А старик директор не дремлет…

— То есть, Снейп все-таки не так хорош, как о нем говорят?

Это прозвучало слишком радостно, и Люциус поскорее стер с лица зарождающуюся улыбку, а Мальсибер сделал вид, что ничего не заметил.

— Видимо, — ровно ответил он. — Но никто изначально не верил, что он вообще справится с этой задачей. Теперь он поднялся еще выше.

Они помолчали. Мальсибер с вежливым интересом бродил взглядом глубоких черных глаз по декоративным стойкам с коллекцией оружия. Он не совсем понимал, что им еще осталось обсудить, и начал подозревать наличие скрытой цели у этой беседы. Но Малфой молчал, рассеянно постукивая пальцами по темному подлокотнику своего кресла, отделанного малахитом, и Энтони оставалось лишь смиренно ждать.