A and B, или Как приручить Мародеров

— Джеймс?

— Да, — Ремус усмехнулся. — Это его вотчина. А Питер любит чердак, ты не видела чердак Блэкшира? — Эмили отрицательно помотала головой. — О… Это шедевр, каждый должен побывать там. Вместо обоев — колдографии Парижа, Венеции, Барселоны, Лондона, Нью-Йорка, Рима… И множество бесформенных подушек, на которых можно сидеть и думать, будто ты оказался в центре всех дорог. Еще стеллажи с винами…

— Это конечно главное, — фыркнула Эмили.

— …и коллекция колдографов. Каждый из своей страны.

— Альфард Блэк был малость чокнутым.

— Сириус любил его.

— Почему тогда Альфард не сумел объяснить племяннику, как нужно себя вести, чтобы не стать изгоем в собственной семье? Он ведь… он сумел остаться собой и при этом не рассориться с семьей в пух и прах.

Ремус только пожал плечами.

— Альфард был началом. Он один из первых в семье почувствовал лживость и несостоятельность чистокровной философии, но он поступил на Слизерин, и его выходки терпели. И потом, ни его мать, ни отец никогда не сравнятся с Вальбургой. Она пыталась сломать Сириуса и сделала только хуже. Он сорвался с цепи. Хотя они могли бы помириться, будь она хоть каплю мягче.

— Сейчас уже поздно об этом говорить.

Эмили помолчала, плотнее прижимаясь к Ремусу спиной и рассеянно размышляя о том, как долго продлится их счастье.

— Орден Феникса, — наконец тихо спросила она. — Расскажи мне про него.

Ремус дернулся, вздохнул, продолжая смотреть на медленно уползающие вдаль тучи, и сказал:

— Просто партизанская организация для борьбы с Лордом.

— Почему этим занимаетесь вы? — Эмили попыталась развернуться и требовательно заглянуть ему в глаза, но он крепко обхватил ее руками, прижав ее спиной к себе.

— Потому что кто-то должен. Если все будут сидеть в своих скорлупках и с ожиданием смотреть на Министерство, ничего не изменится. Каждый, кто не согласен с действиями Пожирателей, должен сделать хотя бы что-то. Потому что надеяться друг на друга — все равно, что распахнуть перед Волдемортом ворота своего дома и пригласить его войти.

Ремус как-то неожиданно оказался выше и сильнее, и его дыхание щекотало Эмили кожу. Она совсем не могла сосредоточиться на его словах, все сильнее обмякая в объятиях.

— Ты же не можешь представить, чтобы Джеймс или Сириус решили отсиживаться за чьми-то спинами, да? — вопрос был риторическим, и Ремус не ждал ответа. — Вы с Беатой и сами полезли обследовать тело той… той девочки, несмотря на риск. А Дамблдор просто не может остаться в стороне. Будь на его месте, я бы сошел с ума от той вины, что он должно быть испытывает. Том Реддл учился под его началом, а он просмотрел.

— Он не мог знать всего и не мог предугадать.

— Я читал хроники Хогвартса, — руки Ремуса опасно заползли Эмили под водолазку и обустроились на ее животе. Они были шершавыми, теплыми и вели себя совершенно безнаказанно. — Говорят, во времена учебы Реддла в школе, была открыта Тайная Комната. Том был одним из косвенных подозреваемых, но никто не пожелал внять фактам и обвинить столь блестящего ученика, ведь он был старостой школы. Дамблдор видел это, должен был понять, насколько тот опасен, но понадеялся на лучшее.

Солнце закатилось за горизонт, осветив напоследок мир сочащимися алым лучами, и тут же по всему Блэкширу распустились желтые огоньки фонарей. Это было упоительно красиво, словно множество огромных светляков заполонили ночь, разгоняя мрак и холод.

— Я не осуждаю Дамблдора, — лениво произнесла Эмили, не понимая, почему они вообще разговаривают о Дамблдоре в такой момент. — Просто не хочу оставаться в стороне. Хочу вступить в Орден.

Руки Ремуса пришли в движение, и Эмили твердо уверилась в том, что они совершают вредительскую акцию по уничтожению ее самоконтроля.

— Нет, — очень тихо и как-то до неприличия жарко прошептал ей Ремус в ухо.

— Ты меня не отго… гово… ришь, — получилось совсем неубедительно, и последняя линия обороны рассыпалась в пыль.

— Мы с тобой не обсуждали то, что случилось тогда, — голос Ремуса на секунду стал виноватым, но всего лишь на секунду. В нем опять зазвучали завораживающие Эмили звериные нотки. Эмили нравилось, когда он говорил так, и она отказывалась признаваться себе, что ей нравится ощущать себя слабой рядом с ним.

— Не обсуждали, — покорно кивнула она.

— Это было неправильно. Не так, как я хотел. Не так, как я себе представлял. Мне надоело быть в центре дурацкого розыгрыша, и я не был уверен, что…

— Ты такой глупый, Ремус, — вырвалось у Эмили помимо воли.

Ремус замер, пытаясь понять, что она имела в виду, потом мотнул головой и легко оттолкнул ее от себя. Чтобы потом развернуть к себе лицом. Эмили машинально зажмурилась, не желая ни при каких обстоятельствах смотреть в глаза этому, новому Ремусу, который появлялся так редко, но всегда вызывал в ней бурю эмоций.

— Пойдем, — в его голосе слышалась улыбка и легкая усмешка. Он потянул ее за руку, и она вслепую пошла за ним, чуть не споткнувшись о маленький порожек.

В спальне было темно, и только мебель проступала бесформенными белыми пятнами. Тонкие занавески колыхались, и за окном стояла свежая весенняя ночь. Черно-желтая, пахнущая акациями и хвоей. Эмили чувствовала себя как в пьяном бреду, ведомая непонятным ей шестым чувством, которое благополучно довело ее до кровати, осторожно стянуло с нее узкую водолазку, черную школьную юбку и шерстяные гетры. У чувства было знакомое лицо, пахнущие родным запахом руки и внимательные голубые глаза.

— Ты красивый, — задумчиво сказала Эмили, вновь оказавшись сверху и с упоением водя пальцами по обнаженной груди, выступающим ключицам и подрагивающими от прикосновений животу.

Ремус молчал, глядя на нее снизу вверх взглядом, какой бывает у тщательно сдерживаемого желания, вот-вот готового сорваться с цепи. Его лицо чернело среди белоснежных подушек, и только глаза по-звериному блестели, словно он и не волком был вовсе, а диким лесным котом.

Эмили наклонилась к нему, мазнула по щеке свесившимися волосами и начала с методичной жестокостью покусывать его за шею. Ремус думал, что сойдет с ума, а еще думал, что это мучение он готов терпеть вечность, потому что предвкушение того, что должно было последовать после, ему нравилось едва ли не больше.

Коротко то ли вздохнув, то ли рыкнув, он одним движением перевернулся, теперь уже нависая над Эмили, с жадностью разглядывая ее бледное лицо с широко распахнутыми удивленным глазами.

Ничто не удивляло Эмили Паркер больше, чем моменты, когда кто-то внезапно захватывал над ней власть.

— Боишься меня? — хрипло спросил Ремус. Он не волновался, ему просто было интересно.

Эмили помотала головой, ее взгляд снова похолодел, будто она вспомнила про свою ущемленную гордость.

— А зря, — совершенно дико прошептал Ремус, и его рука неумолимо двинулась вниз.