А небо по-прежнему голубое

С этим необходимо срочно что-то делать. Возможность, впрочем, не заставила себя ждать.

— Значит, встречаетесь?

Этими словами Гермиона встретила вернувшуюся в спальню Лаванду Браун. Та хихикала, на шее у неё болтался галстук, явно развязанный Роном «в порыве страсти», свидетелем которому наверняка в очередной раз стала вся Общая гостиная.

— Ну да, — ответила Лаванда и с независимым видом прошагала к своей кровати. — А что, поздравить хочешь?

— Нет, не поздравить. — Гермиона приподнялась в постели, сверля взглядом девушку, разыскивавшую что-то в прикроватной тумбочке. — А спросить.

— Ой, Гермиона, мне сейчас совсем не до вопросов, — отмахнулась соседка по комнате, но староста так просто отступать не собиралась.

— Зачем ты это делаешь, Лаванда? Вздумала посмеяться над Роном? — требовательно спросила Гермиона.

— Что?! — Сокурсница резко обернулась, выпрямившись.

В этот самый момент в комнату сунулась Парвати, весело окликнувшая подругу и только теперь заметившая витавшее в воздухе напряжение.

— А что тут у вас происходит? — поинтересовалась она, и с лица её слезла улыбка.

— Наша староста снова лезет не в своё дело, — пожала плечами Лаванда. — Ничего нового.

— Это и моё дело тоже, — не согласилась Гермиона, взбешённая поведением однокурсниц. Парвати тем временем вошла в комнату, притворив за собой дверь, и прислонилась к стене, скрестив руки на груди. Она явно не знала, стоит ли вмешиваться. — Рон — мой друг!

— Друг? — ехидно переспросила Лаванда. — Да неужели? А может, ты просто ревнуешь? Решила двух Уизли сразу заполучить? Или нашла в его лице подходящую замену старшему братцу, пока того нет рядом?

— Да как ты смеешь? — взвилась Гермиона, соскочив в кровати. Лаванда невольно отпрянула, явно пожалев о своих словах, но сдавать позиций вовсе не собиралась.

— Если не так, то почему ты лезешь к нам с Роном?

— Потому что я знаю, что ты решила выбрать его объектом для своих последующих насмешек, разве не так? Разве вы с Парвати не высмеиваете ваших кавалеров, которых сами считаете недостойными себя и с которыми встречаетесь только чтобы потом сыграть на их чувствах?

— Гермиона, ты всё не так поняла! — наконец, вмешалась Парвати. Но обе спорщицы её не услышали.

— Я вовсе не собираюсь издеваться над Роном, ясно? — выпалила Лаванда. — Те ребята действительно были полными неудачниками, даже в квиддич не играли…

— А Рон, значит, перестал казаться тебе неудачником после того, как в команду пробился, да? — презрительно бросила Гермиона, закипая и с трудом сохраняя холодный тон.

— Допустим, — кивнула Лаванда, тоже едва сдерживаясь. — Но дело не только в этом!

— Правда? Не держи меня за дурочку, Браун. Более чем уверена, что тебе плевать на Рональда и на его чувства. В отличие от него, я тебя знаю, как знаю и твою манеру обращаться с парнями вроде него. Кажется, ты их «неудачниками» зовёшь, изображая из себя богиню, которую они недостойны, а затем обсмеиваешь, обсуждая с Парвати. Разве не так?

В комнате повисла тишина. Лаванда, казалось, почти физически ощутила брошенные ей обвинения и смертельно побледнела, чего за ней прежде не наблюдалось. Парвати что-то тихонько пискнула и уже хотела было броситься к подруге, когда та вдруг вздрогнула и упёрла руки в бока.

— Вот, значит, как, да, Грейнджер? — Голос у девушки дрожал, выдавая её злость и даже обиду. — Вот что ты обо мне думаешь! Замеча-а-ательно. Браво! Какие точные выводы, какая правота!

— Лаванда… — пробормотала Парвати, но её порыв остался незамеченным.

— Ты сама говорила, что нельзя судить человека как книгу — по обложке, — выпалила Лаванда. — Почему же ты тогда меня так судишь, а? Или это только к тебе относится, и наша безупречная староста может судить о людях, как ей вздумается, не зная всей правды? Да ты настоящая лицемерка! Какое тебе вообще до меня дело, Гермиона?

— Я вовсе не сужу тебя как книгу, только лишь не хочу, чтобы ты провернула с Роном одну из тех штучек, что с успехом применяла на других ухажёрах, — ответила Гермиона уже не так уверенно, вдруг почувствовав себя довольно смущённой. — Рон ведь мой друг, и…

— А с чего ты вообще взяла, что знаешь мои намерения? — перебила Лаванда. — О да, конечно, как я могла забыть! Ты ведь привыкла лезть без приглашения в чужие дела, считая себя самой умной, а своё мнение — истиной в последней инстанции, да? Только здесь уж ты не права, и то, что происходит между мной и Роном, тебя касается в самую последнюю очередь, ясно?

На последних словах голос у Лаванды предательски сорвался, и она стремительно выбежала из комнаты, не обратив внимания на Парвати, попытавшуюся схватить её за руку, чтобы удержать. Хлопнувшая напоследок дверь стала финальным аккордом девичьей ссоры, после которой в спальне повисла гнетущая тишина. Гермиона вздохнула, осознав, что всё это время почти не дышала, и в горле у неё отчего-то запершило, а во рту появился неприятный кислый вкус — вкус вины. Тем не менее, она подняла голову и, не глядя на Парвати, отлепившуюся от стены, снова забралась в кровать. Да уж, завершать разговор ссорой вовсе не планировалось, Гермиона лишь хотела выяснить правду, а в итоге… В итоге в ней взыграло беспокойство за Рона вкупе с раздражением, которое невольно вызывало само присутствие Лаванды Браун. Да, это была ревность, но поистине дружеская, а не какая-либо ещё.

— Гермиона, — наконец, подала голос Парвати. — Ты действительно всё не так поняла, и Лаванда…

— Если я не так всё поняла, — мигом ощетинилась староста, — то беги утешать её. Или — ах, да, как я могла забыть! — у неё теперь есть утешитель, и в твоих услугах она не нуждается.

— Зря ты так, — покачала головой Парвати. — Я понимаю, что ты обо всём этом думаешь, но ты не права.

— Неужели? Парвати, перестань.

— А ты выслушай меня, — с нажимом произнесла соседка по комнате, усевшись на кровать Лаванды прямо напротив Гермионы. — Да, мы обе, бывало, потешались над мальчишками, да, встречались с некоторыми из них смеха ради, не всерьёз, и зачастую не задумывались об их чувствах. Это правда. Но сейчас всё совсем иначе. Лаванда действительно влюблена в Рона, уж поверь, и она вовсе не собирается издеваться над ним. Дело вот в чём… — Убедившись, что Гермиона внимательно слушает, Парвати продолжила: — Помнишь, когда Мариэтта выдала нас Амбридж, из-за чего произошла та облава во время очередного занятия? Уж не знаю, куда ты в тот момент подевалась — вроде бы сбежала с Фредом, да? — но мы с Лавандой немного замешкались, в результате чего разбежались в абсолютно разные стороны. Она мне позже рассказала, что её чуть не поймал один из слизеринцев, что были у Амбридж в помощниках, а Рон её защитил — метнул какое-то заклятье в него, благодаря чему Лаванда сумела убежать. И потом, они раньше неплохо общались на третьем курсе… Думаю, ты понимаешь, к чему я веду? — Парвати пытливо посмотрела на слушательницу, опустившую взгляд на одеяло. — Всё совсем не так, как тебе показалось. Подумай над этим.

После этого девушка поднялась с кровати и покинула комнату, оставив Гермиону наедине с её мыслями и остро кольнувшим чувством собственной неправоты, разъедавшим подобно уксусу.

В последующие дни Лаванда демонстративно игнорировала Гермиону, и та платила ей тем же, не зная, как вести себя. Она осознала, что была неправа в своих обвинениях, но не понимала, как объяснить это Лаванде, вполне оправданно обидевшейся на соседку по комнате. Парвати их помирить даже не пыталась, у неё были заботы поважнее, касавшиеся уговоров родителей разрешить ей с сестрой остаться в Хогвартсе.

Рон, между тем, о ссоре ничего не знал, и стараниями Гарри ему удалось помириться с Гермионой. Правда, их общение теперь уменьшилось, так как Лаванда, постоянно бывшая рядом со своим парнем, не желала мириться с обществом мисс Грейнджер и постоянно находила предлоги, чтобы увести Рональда то на прогулку, то ещё куда — лишь бы подальше от старосты. Гермиону это частично устраивало, и всё же она отнюдь не была довольна сложившейся ситуацией.

Между тем на территорию Хогвартса ступил декабрь, чьё морозное дыхание покрывало инеем каменные стены замка, отчего в коридорах гуляли пробирающие до костей сквозняки, а студенты толпами наведывались в больничное крыло к мадам Помфри за её Бодроперцовым зельем. Школа принаряжалась к близившемуся Рождеству: по всему замку развешивались волшебные свечи и венки омелы, гирлянды из остролиста и еловых ветвей. Процессом руководили старосты факультетов и всего Хогвартса, что помогло Рону и Гермионе немного сгладить отношения.