А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
Трудно представить себе состояние девочки, ошеломлённой известием о том, что она — волшебница, что вся её жизнь неожиданно перевернулась с ног на голову. Мистер и миссис Грейнджер — люди педантичные и серьёзные до мозга костей, пытались воспитать Гермиону по своему образу и подобию, как и подобает хорошим родителям. Они с детства учили её мыслить логически, жить сегодняшним днём и не откладывать ничего на завтра. В свои одиннадцать лет Гермиона была не по годам умным ребенком, её серьёзный вид и заумные речи зачастую отпугивали сверстников, а одноклассники не горели желанием общаться с жутко правильной девчонкой, у которой всегда был готов ответ на любой заданный учителем вопрос. Любознательность и дотошность вкупе со слегка завышенным самомнением, вызванным уверенностью в собственных уме
Гермиона понимала, что причина отсутствия у неё друзей кроется в её поведении, но ничего поделать с этим не могла. Склонная к самоанализу, она то и дело выискивала проблемы в себе и не находила их под влиянием родительской морали. На её взгляд, во многом сформированный матерью и отцом, всё с ней было в порядке. Значит, это другие чего-то не понимают. Раз не понимают — глупы. А с глупыми людьми ей и самой общаться не очень-то хочется.
Свободное от уроков время Гермиона проводила за книгами, ставшими ей единственными советчиками и помощниками. Сквозь бумажные страницы она словно переносилась в иные миры, сила её воображения рисовала пленительные картины, так неожиданно претворенные в явь появлением профессора МакГонагалл.
С самого детства с Гермионой происходили странные вещи, объяснить которые не мог никто — ни справочники, ни интеллектуальные журналы, ни врачи и психологи, коих, к счастью, было не так уж много в жизни юной мисс Грейнджер. И она, и её родители, отрицая существование магии и других паранормальных вещей, не могли не понимать, что левитация над кроватью или полная гостиная мыльных пузырей, оживающие картинки в книгах или же персонажи фильмов, неожиданно исчезающие с экранов и на краткие секунды появляющиеся в комнате, сама собой починенная разбитая посуда и прочие мелочи не есть обычные особенности детского развития. Но как реагировать и что делать, не знал никто. Мистер и миссис Грейнджер предпочитали попросту игнорировать необычные явления, и Гермиона, как послушная воспитанная дочь, брала с них пример.
Но теперь нашлось обоснование — пусть и весьма своеобразное, — и Гермиона была этому несказанно рада. Ей казалось, что это — её шанс начать всё сначала, добиться привычно занимаемых ею высот и в другом мире, стать там своей и не сдать позиций. С таким же настроем она отправлялась в первый класс, где на фоне других учеников казалась взрослой не по годам. Без труда она стала любимицей учителей, неизменно выделявших её перед всем классом, а вместе с тем и предметом насмешек. Обычно Гермиона, опять же по совету родителей, ставила себя выше всех пересудов и относилась к ним спокойно. На уроках, занятая выполнением задания, она не страдала от одиночества, но чуть позже, выглядывая в окно и слыша весёлый смех детей, девочка остро ощущала тоску от того, что она совсем одна.
Всё это не могло не наложить определённый отпечаток на характер девочки. Она росла замкнутой, излишне серьёзной, задумчивой, не любила подвижные игры и шумные компании, предпочитая шалостям и развлечениям тишину собственной комнаты и очередную читанную-перечитанную книгу с потёртым переплётом.
И тем неожиданней был факт дружеской привязанности, возникшей между Гермионой и Чарити Бэрбидж. Сопровождающая Гермионы часто наведывалась к ней, пока родители были на работе, и они подолгу разговаривали, обсуждая тонкости жизни в магическом мире, прочитанные книги и разнообразные вопросы. Гермиона впитывала знания как губка, Чарити тараторила без умолку. Это был идеальный симбиоз.
Пожалуй, свою роль сыграла и их странная похожесть друг на друга. Пусть темпераментом они отличались — вечно серьёзная и слегка нахмуренная Гермиона и пылкая, порывистая мадам Бэрбидж, — но внутри они были слишком идентичны. Обе не любили открыто проявлять такие чувства, как любовь и привязанность, обеим было проще скрывать настоящие эмоции — разве что маски были разными, —
и обе чувствовали себя до жути одинокими. Неудивительно, что они легко нашли общий язык.За день до отправления в Хогвартс Чарити нанесла уже официальный визит — родители Гермионы так и не узнали о посещениях сопровождающей, — и торжественно вручила сиявшей от счастья Гермионе заветный билет на Хогвартс-экспресс. Девочка вызвалась проводить даму до двери, и там тихонько, чтобы мать не заподозрила неладного, прошептала на ухо Чарити:
— На третьем курсе я обязательно выберу ваш предмет.
— Но, детка, это вовсе не обязательно, — стараясь не выдать эмоций, пробормотала Чарити.
— Я так хочу, — твёрдо сообщила Гермиона.
Вместо ответа сорокапятилетняя Чарити Бэрбидж, гордившаяся своим «холостяцким» положением, отсутствием детей и мужа и абсолютной невозмутимостью ко всякого рода проявлениям нежности просто обняла Гермиону, ощутив, как глаза защипали слёзы.
Комментарий к Часть первая. Философский камень (1991 — 1992 год). Глава 1
*Да, я знаю, что в переводе «Росмэн» фамилия Чарити Бэрбидж пишется через «е» (Бербидж), но в оригинале она все равно читается через «э», да и такое написание мне нравится больше. Глазу приятнее как-то:)
**Часть «блад» в слове «бладжер» переводится как кровь — «blood».
========== Глава 2 ==========
Путешествие с платформы 9 3/4
1 сентября 1991 года.
— Платформа 9 3/4 ? Гермиона, проверь билеты тщательнее, — раздражённо потребовала миссис Грейнджер.
Семья Грейнджеров лавировала сквозь толпу посетителей вокзала Кингс-Кросс в поисках нужной платформы отправления. Так как таковой не наблюдалось, педантичное семейство начинало паниковать — точнее, паниковать начинала Джин. Её супруг же молчаливо катил тележку дочери, нагруженную пусть одним, но зато весьма увесистым новеньким чемоданом.
— Я всё проверила ещё с вечера, мама, — отозвалась Гермиона, остановившись посреди толпы и роясь в маленькой сумочке. — Вот билет. «Хогвартс-экспресс». Платформа 9 3/4 . Всё правильно.
В подтверждение своих слов девочка помахала билетом и обнаружила, что родители уже ушли вперёд. Крепко держа листок, Гермиона поспешила следом за старшими. Её переполняли азарт и возбуждение — ещё бы, ведь она, самая лучшая ученица школы, примерная дочь и умная девочка, отправляется в школу чародейства и волшебства «Хогвартс»! Такое ей не могло присниться даже в самом чудесном сне. И даже за всё время, проведённое ею в ожидании отправления в школу, полностью свыкнуться с мыслью о волшебном мире так и не удалось. Как говорится, пока не увижу собственными глазами — не поверю.
После визита Чарити Бэрбидж Грейнджеров навестила и профессор МакГонагалл, дабы лично убедиться в том, что родители полностью проинструктированы о порядке отправления. К вящему удовольствию завуча, Гермиона блестяще ответила на все вопросы, удивив этим многое повидавшую Минерву МакГонагалл. Она не так уж редко (но и не часто) сталкивалась с маглорожденными детьми, и обычно они проявляли рвение в изучении нового для них мира, но не такое, как Гермиона Грейнджер. Именно эта деталь заставила профессора МакГонагалл невольно выделить для себя растрёпанную девчонку и машинально отметить, что девочку ждет большое будущее. Она честолюбива и далеко пойдёт.
— Таким образом, в следующий раз я вполне смогу самостоятельно миновать барьер на вокзале и попасть на нужную платформу, — закончила Гермиона свой рассказ. Несколько ранее мать, пробормотав: «Я заварю чай» вышла из гостиной и вернулась только к концу “экзамена” Гермионы. Отец флегматично читал газету, решив, что подобная тактика поведения оградит его разум от серьёзного помешательства, основанного на постоянных рассказах дочери о каких-то магических штучках вроде квиддича, Пуффендуя и внушительного списка заклинаний. — Я считаю, что барьер — это очень продуманный ход, ведь тогда, если бы его не было, многие маглы, — девочка неуверенно покосилась на отца, преувеличенно громко зашуршавшего газетой, — смогли бы попасть на платформу и узнать о волшебниках, к которым испытывали страх на протяжении многих веков, боясь их способностей. Страшно представить, что бы тогда случилось. Не хотелось бы повторения истории с инквизицией.