… а, так вот и текём тут себе, да …

Мы все сидели молча.

Старослужащий начал смеяться – что за призыв такой с Украины – ни одного хохла?!

– Ладно, я – хохол, ну, и что?

Только когда эти слова каким-то странным эхом вернулись в кузов от белеющей сквозь сумерки кирпичной стены, мне дошло, что это я сказал это.

Странно услышать себя со стороны, если не ожидаешь. Какая-то самоотстранённость.

Старослужащий заткнулся. И действительно – что дальше-то?

Позднее Миша Хмельницкий открылся мне, что он тоже женат и сверх того поделился интимными подробностями – ему всегда было охота в конце полового акта ещё и помочиться туда же, для хохмы, но никак не выходит.

Я мысленно от души порадовался, что процесс эволюции хомо сапиенса предусмотрел анатомический механизм препятствующий шуткам таких вот пиздан'yтых хохмачей.

Конечно, мои товарищи по службе не знали таких слов как «эволюция», или «хомо», зато могли пересказать по памяти части статей из книги Уголовного Кодекса.

– А ты по какой ходил?

– Статья шестьсот семнадцатая, часть вторая с отягчающими обстоятельствами.

– Чё пиздишь? Такой статьи нету.

– Недавно ввели – за людоедство.

Оказалось, что татуировка не просто украшение, а изотерические письмена для посвящённых – за что сел и какой достиг степени в лагерном табеле о рангах.

А кто загремит по полной, те у себя на лбу делают наколку «раб СССР».

Опять-таки, не все одинаковы.

У одного после зоны всего три слова на плече, неброским скромным шрифтом – «in vino veritas», с такой татуировкой можно и за доктора философии сойти.

Латинист, ебёна вошь.

Имеются и свои табу. За татуировку не по чину – жестокая расправа.

И со словом «вафли» тоже надо поосторожнее.

Алимоша после той получки зашёл в магазинчик напротив проходной и, показав пальцем на пачку вафлей, сказал продавщице:

– А дайте мне ото печенье в клеточку.

Но его это не спасло.

– Чё, Алимоша, на вафли потянуло?

– Да, пошёл ты…

( … а как не восхититься, не прийти в умиление от незатейливо безыскусных, но таких поэтично задорных дуэлей из пересмешливых лагерных двустиший?

– Я ебал тебя в лесу,

Хочешь – справку принесу?..

– Я ебал тебя на пне —

Вот и справочка при мне!..

– Я ебал тебя в малине

Вместе с справками твоими!..

И победная завершающая точка:

– Нечем крыть? Нет туза?

На, вот – хуй, протри глаза!..)

Кроме игры слов случаются и практические шутки.

После обеда, стоя у проходной, ожидаем свой грузовик.

Саша Хворостюк и Витя Стреляный накануне вечером побрили головы лезвием, теперь выделяются нежно-белой кожей над загаром лиц.

– А вот, если мне на темени зарубку сделать – стану я на хуй похожим?– спрашивает меня Витя.

– Витёк, ты и без зарубки похож.

– Будь другом, возьми меня за уши – сдрочи.

Разве другу откажешь? Стиснув его уши, дёргаю вверх-вниз.

– Тьфу-тьфу-тьфу…

Я не понял – белая слюна мелких плевков падает на грудь моей гимнастёрки…

– Это я кончил,– поясняет он.

Перед проходной тормозит грузовик, привёз отделение штукатуров, днепропетровские. Они заходят в раскрытые ворота.

Из проходной выскакивают пятеро «черпаков» и всей кодлой накидываются на здорового, как бугай, солдата нашего призыва.

Нет, отмахался, только пилотку сбили.

Это внутренние разборки третьей роты.

Водитель грузовика сигналит нам, чтоб лезли уже в кузов.

Девятиэтажку кладут и ночью, под гирляндой из электролампочек подвешенной над кладкой.

Из нашего призыва в ночной смене двое – долговязый солдат, который на гражданке работал каменщиком, да я.

Ему дали мастерок и он тоже ложит кирпичи, а я лопатой подношу раствор из железного ящика на стену. Ночи тут холодные и мы поодевали затасканные бушлаты и фуфайки неизвестно после кого.

В темноте за стеной вырисовывается кабинка башенного крана, а в ней неясное лицо кранового.

Каменщики уговаривают его поднять наверх питьевой воды в чайнике, но тому лень спускаться по длинной лесенке внутри башни, а внизу никого нет, чтобы наполнил чайник из трубы водопровода рядом с растворной площадкой.

Наконец, один из каменщиков становится на два из четырёх крючков «паука» – связки из стальных тросов – которыми цепляют растворные ящики и поддоны с кирпичом. Руками он хватается за те же тросы.

Крановой врубает свою махину, подымает и разворачивает стрелу крана и несёт стоящую на крюках фигуру далеко вниз, где горит одинокая лампочка растворной площадки.

Какая техника безопасности? В королевских войсках всё по понятиям.

Снизу крановой подымает поддон кирпича, а на нём чайник.

Поддон приняли на линию между каменщиками и скомандовали крановому отвести стрелу.

Один из крюков «паука» подцепил «молодого» каменщика за ремень на спине бушлата и поднял в воздух.

Вознесение не слишком высокое – на метр, не более, потому что сразу поднялся свист и крики «майна».

Крановой исполнил команду и всё обошлось, но каково было бедняге в те несколько секунд, когда он висел в воздухе, болтая длинными ногами и кричал «харэ! харэ!»?

( … это означает «хор'oш вам баловаться!», хотя, возможно, так получилось само собой, случайно, потому что «старики» тоже кричали крановому «майна! вниз!» …)

Потом бригадир каменщиков отошёл на дальний угол возводимой секции, встал на краю кладки и помочился вниз, на далёкие останки лесополосы, дугообразной струёй с пунктирными отблесками от гирлянды электролампочек.

Нету лучшей красоты,

Чем поссать с высоты…

<