… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Он спрыгнул с угла и вернулся на линию – продолжать кладку.
Но не всегда всё обходилось…
Двое солдат схватились, шутя, бороться над шахтой лифта.
Вернее, тот, что поздоровей схватил того, что помельче – у здоровяков, обычно, настроение более шутливое.
Ну, и свалились оба в шахту.
Благодаря закону ускорения тел в свободном падении, здоровяк первым достиг дна шахты и всмятку расшибся на куче строительного мусора.
Мелкий долетел вторым – на подстилку из бывшего шутника – и отделался тяжёлыми переломами. Но его не комиссовали,
Раз в месяц на утреннем разводе нам зачитывали приказы о тех, или иных летальных исходах вследствие злостного нарушения правил техники безопасности в военно-строительных отрядах бакинского округа ПВО, в подчинение которому входил и наш стройбат.
Всех «молодых» в начале службы нагружают, но наше отделение было самым «молодым» из «молодых».
Так сложилась цепь неблагоприятных обстоятельств.
Прапорщик, он же командир взвода, поймал сержанта, он же командир нашего отделения, с двумя бутылками вина из гастронома.
Что такое прапорщик?
Это «дед», которому нравится блатовать – вона как молодые перед ним трепещут! – и который понимает, что после дембеля, на гражданке, он – никто.
На гражданке другая иерархия.
Вот почему такой «дед» остаётся на сверхсрочную службу.
Четыре месяца школы прапорщиков и он приходит в ту же часть с одной звёздочкой на беспросветном погоне.
Ходит в парадке, шугает солдатиков, получает сто двадцать в месяц.
Как не порадоваться за человека нашедшего своё место в жизни?
И вот наше отделение созвано из разных мест девятиэтажки – кто-то клал перегородки, кто-то рыл траншею, кто-то складывал поддоны – и построено у груды щебня напротив второго подъезда.
Перед строем стоит наш сержант лишённый ремня с бляхой – явный признак арестанта – у ног его две бутылки вина с широкими наклейками, в трёх метрах от него – белобрысый прапорщик в рубахе от парадки; лето ведь.
Короче, этот пацан, который даже и не «дед», а всего лишь прапор, решил устроить воспитательно-показательную ораторию.
Мол, этот изменник родины покинул товарищей на трудовом посту, предательски ушёл в гастроном, но был пойман с поличным.
Дотолкал прапор свою речугу до конца, а что дальше – не знает.
Однако, он, по-видимому, не так давно смотрел сериал из жизни военных курсантов: кому-то там пришла посылка и он её втихаря жрал, пока не попался, и замполит заставляет его съесть плитку шоколада перед строем и жмот, понурив голову, сгорает от стыда и просит общего прощения.
И вот этот Песталоцци с одной звёздочкой начинает тут перед нами кинозвезду из себя строить, косить под замполита из телевизора:
– Ты бросил товарищей ради вина! Ну, так пей!
Он не учёл, что в жизни совсем другое кино.
Вместо того, чтоб понурить голову, сержант её задрал и засадил бутылку с горл'a – не отрываясь.
Вторую не успел – прапорщик очнулся, подбежал и разбил её о щебень.
Сержанта отвезли в часть и заперли на «губу» в проходной, а утром разжаловали в рядовые и послали каменщиком в ту бригаду, где он и был до нашего призыва.
А
как иначе? Чтоб он десять суток отлёживал бока на «губе» и даром хлеб ел? Не выйдет!Ведь, даже и без татуировки на лбу, все мы – рабы СССР.
Бригадиром нам поставили рядового «черпака» по фамилии Простомол'oтов.
– Зовите меня просто – Молотов.
Интеллектуал. Очки носит. Про Молотова знает, но – «черпак» и, хотя ему дали лычку ефрейтора, «деды» им помыкают, а он и не пикнет, чтобы те, хоть иногда, нагружали бы какое-то другое отделение «молодых».
Вот и получается, что после рабочего дня, вместо отбоя, мы идём на кухню и чистим картошку на обед всему личному составу части плюс отдельной роте – потому что картофелечистка поломалась.
Всю ночь напролёт. До пяти утра.
Правда, последний мешок, по частям, вынесли вёдрами на мусорку, присыпав картофельными очистками, чтоб дежурный по кухне не врубился. Типа, отходы.
А потом как заведено развод и – на работу.
Или после ужина везут нас обратно на девятиэтажку, потому что туда КАМАЗы со станции возят алебастр и если пойдёт дождь накроется целый вагон ценного строительного материала.
И мы, стоя по колено в сыпучем алебастре, загоняем его лопатами в подвал девятиэтажки через проём в блоках фундамента торцевой стены. Не успели перебросать один – подходит следующий самосвал; и будут ещё и ещё.
А внутри алебастр надо тоже перегонять в соседний отсек подвала, иначе всё не поместится.
( … не забуду синюшный цвет лица Васи из Бурыни в свете подвальной лампочки, когда он там заснул на алебастровом бархане …)
Вобщем, Простомол'oтов, права армейская мудрость:
– Лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора.
Приехал папа Гриши Дорфмана и переговорил с кем-то в штабе.
Гришу перевели в четвёртую роту и дали должность портного.
Вскоре Гриша уже щеголяет в «пэша» и даже не ночует в казарме, ведь у него швейная мастерская рядом с баней.
«Пэша» значит «полушерстяное обмундирование», материал поплотнее хэбэ, цвета тёмной болотной тины – одного из оттенков хаки.
В «пэша» ходят аристократы срочной службы: водитель «козла» комбата, например, или киномеханик, он же почтальон.
Великое дело – иметь папу умеющего вести переговоры.
А Ваньк'a, всё-таки, комиссовали.
Сержант, который сопровождал его от психушки домой, рассказывал, что в Ставрополе на вокзале Ванёк бросил на пол свою сетку-авоську с газетным свёртком и кричал:
– Тикайте! Там – бомба!
Люди шарахались.
А когда прибыли в родную хату Ваньк'a, он, на прощанье, спокойно проговорил:
– Вот так, сержант, умные люди в армии служат.
Вобщем, в тот августовский выходной день, ища уединения от ленивой толпы пляжников в кирзовых сапогах, я хотел уйти за угол клуба части и из окна с арматурной решёткой, рядом с крыльцом и дверью в кинобудку, услышал акустическую гитару.
Гитара…
Я стоял и слушал, хоть слушать было нечего – кто-то коряво пытался сыграть аккорды «Шыз-гары», но с ритмом не ладилось; он бил балалаечным боем.