А. Блок. Его предшественники и современники

злоключениях и радостях единичных, определенных лиц. С кем все это

происходило, каков «он» и какова «она» — этого мы не узнаем, да, по логике

фетовского замысла, мы и не можем, и не должны этого знать.

Точно такой же повтор «Как сердце мое разрывалось!..» в блоковском

стихотворении «Она молода и прекрасна была…» все время нагнетает одну и ту

же тему: непонимания «ею» — «его». Изменчивости самого чувства здесь нет и

в помине. Все усиливается и усиливается одно и то же чувство: скорби «его» от

отдаленности, отчужденности особой жизни «ее» от «его» жизни. Это

превращает природную тему в иллюстративную: «ее» холод вовсе не

обязательно сравнивать с «лебедем», да и «лебедь» тут, в общем, ни при чем. Но

и «она» и «он» абсолютно различимы. Они не слиты со своим чувством, ибо

оно совершенно разное у каждого из них. Оно не соединяет, а разъединяет их. У

каждого из них своя жизненная позиция; различие этих позиций все более

настойчиво утверждает повтор: «сердце разрывалось» именно от различия, от

непонимания «ею» — «его». Поэтому здесь нет и слияния с природной

жизнью — напротив, царит жесточайший разрыв с природой. Здесь можно

внести уточнение в тему природы у Блока. Выше говорилось, что она

иллюстративна — именно такова она по отношению к теме всего

стихотворения, в котором говорится о раздельности, неслиянности двух четко

различных лиц. Но при всей ее случайности для стихотворения в целом — она

не случайна, эта тема, для «ее» образа. «Она» непостижима для «него» так же,

как природа. Знаки природной жизни прикреплены к «ней», и они, как и

повторяющаяся строка, подчеркивают разнонаправленность индивидуальных

устремлений. Душа «ее» непостижима как природа, природа напоминает

декорацию, и образ «ее» отчасти сливается с этой декорацией. Оба

разбиравшихся стихотворения Блока пронизаны чувством смятения, тревоги,

душевной смуты. Они включены поэтом в раздел «Ante Lucem» («Перед

светом») первого тома и подготовляют основную тему этого тома — тему

Прекрасной Дамы, тот «магический кристалл», сквозь который, по Блоку, виден

его главный творческий замысел. Поэтому-то так важно понять подлинный

смысл возникшего уже в начале творческого пути Блока расхождения с Фетом.

В сущности, тот круг общих содержательных явлений в стихе, который

отличает молодого Блока от Фета, может и должен найти общественно-

историческое истолкование. Тревожное чувство одиночества, ощущение

отделенности от людей, чувство глубокой разобщенности даже в отношениях с

любимым человеком находят себе лирически-обобщенное, собирательное

выражение в структурной отъединенности лирического субъекта стиха от

жизни предметно-материального, природного мира. Однако невозможность для

человеческого «я» внутренне свободных, прямых отношений с природным

целым характерна для определенного исторического времени, — источник

подобных душевных неустройств скрывается, бесспорно, в специфических

общественных закономерностях эпохи. Едва ли молодой Блок представляет это

себе в сколько-нибудь осознанном виде. Но что такая душевная смута

характерна для современного человека — это он знает. Фета он воспринимает

как старшего современника, восьмидесятника, и свою явную художественную

рознь с ним он тоже должен соизмерять со своими представлениями о

сегодняшней жизни и современном человеке. Особое гармоническое

соотношение (или, точнее, постоянная координация) «душевного» и

«природного», осуществляемое Фетом-художником, должно казаться ему чем-

то желанным, завидным («путеводная звезда») — но в реальных отношениях, в

реальной душевной жизни сегодняшних людей (какими они предстают в стихах

Блока) явно неосуществимым. Так получается не из отдельных мыслей,

рассыпанных в единичных стихах, но из лирического целого, из самой

структуры стиха, из стихотворной композиции.

Между тем для Фета сложная взаимосвязанность «природного» и

«душевного» была своего рода творческой программой, выработанной еще на

протяжении 40 – 50-х годов, «проверенной» в борьбе с шестидесятниками и

вновь выдвинутой в 80-е годы, в пору нового и агрессивного возвращения в

поэзию. Взаимосвязь «природного» и «душевного» покупалась ценой изъятия

из самой структуры стиха общественно-исторического начала; получавшаяся в

итоге «гармония», особый «оптимизм» — противопоставлялись социальной

«дисгармоничности» гражданственной поэзии. Выходит в итоге так, что

душевная смута, изображаемая молодым Блоком и явно требующая включения

в структуру стиха общественных элементов, сближает его, в какой-то мере в

противовес Фету, с восьмидесятниками гражданственной линии в поэзии.

Возникает внутреннее творческое противоречие. По специфике своих интимно-

лирических тем, по своей отстраненности от прямого опыта общественной

борьбы молодой Блок, конечно, крайне далек от поэзии «гражданской скорби».

В дальнейшем, на протяжении своего драматического пути в искусстве, Блок

приходит к постановке общественных проблем в поэзии. Тенденции такого

рода, заключенные в специфически поэтических коллизиях молодого Блока,

вынуждают его искать среди поэтов-восьмидесятников иных опор, иных подмог

в оформлении душевного опыта в лирике, кроме Фета. Так возникает в

творчестве молодого Блока очень серьезно им оценивавшаяся в пору его

духовной зрелости проблема освоения опыта А. Н. Апухтина.

В осознанном виде, как особая идейная тема, проблема «апухтинского»

фигурирует у Блока в своеобразном философско-историческом контексте в пору