А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
своеобразные «отходы» его поэзии, объяснять их слабости только их
лирической природой. Это односторонне и потому неверно. Бесспорно, лирика
Блока отражается в его театре — но все дело в том, что и его театр отражается в
его лирике. В художественном мировоззрении зрелого Блока и «лирика», и
«театр» — категории содержательные, идейные. В «театре» Блок ищет
жизненных опор для «лирики», в «лирике» — субъективно-героических
элементов, оплодотворяющих «театр». Исследователи театра Блока часто
ограничиваются
театр. Тынянов и Эйхенбаум находят «театральность» в его лирике и
утверждают, что она несостоятельна как поэзия. И там и тут — театр и лирика
рассматриваются порознь, как будто стихи и драмы писались разными людьми.
Между тем секрет ситуации в том, что и драмы, и стихи писал один человек, но
человек исторически противоречивого художественного мировоззрения.
Существеннее всего постигнуть внутреннюю логику этой противоречивости; не
только взаимосвязь разных сторон одной художественной системы, но и,
прежде всего, связь этих художественных коллизий с реальными
противоречиями исторического времени.
Именно потому, что коллизия «театра» и «лирики» — индивидуально-
блоковское преломление исторических противоречий времени, следует всерьез
относиться к ранним театральным увлечениям поэта, понять их связь с
поэтическими исканиями Блока. Понимание этой связи, в свою очередь, требует
исторического подхода к поэтической практике молодого Блока, к его
самоопределению в качестве лирика. Здесь точно так же не надо устранять из
поля зрения реальные факты, но следует постараться понять их внутреннюю
логику, их особенные внутренние связи и отношения с общественными
коллизиями, с историческим временем.
2
Выше приводились недвусмысленные, категорические заявления Блока о
том, что в начале лирического творчества он не знал поэзии своих ближайших
современников. Подобные заявления еще не вынуждают нас к выводу, что Блок
как поэт возник сам по себе, вообще без всяких художественных связей. Такого
самопроизвольного рождения в искусстве (да и вообще в истории) не бывает и
не может быть. Поиски выходов в «жизнь», опоры на жизнь вовсе не
исключают, но, напротив, предполагают какие-то вполне конкретные
художественные связи. Суть в том, как понимать эти связи и где их искать. В
распоряжении молодого Блока, росшего в высококультурной среде, несомненно,
был определенный поэтический опыт, на который он отчасти опирался в своей
стихотворной работе, отчасти же пытался этот опыт преодолевать, менять и
развивать. Естественно, что и объективно и субъективно поэзия для Блока
начиналась не с него самого, не с его собственных опытов, — были приемлемые
и неприемлемые образцы, «нравившиеся» и «не нравившиеся» чужие стихи.
Разумеется, суть вопроса
тут не во влияниях, взаимодействиях и т. д., но вхудожественном осмыслении своего, пусть очень скромного, жизненного
опыта — соответственно, в опоре на те литературные образцы, которые, как
казалось, помогали этот опыт литературно оформить, и в отвержении тех
поэтических явлений, которые собственному опыту духовной жизни были
чужды.
Поэтических соседей Блок не знает (и это избавляет его от некоторых бед,
сопровождающих лирическое творчество определенного поколения поэтов), но
он знает и по-своему очень ценит, производя соответственный отбор,
творчество своих прямых предшественников. Так, в письме к
К. А. Сюннербергу от 24 мая 1911 г., в связи с выходом второго издания первой
книги, Блок пишет о стилистических погрешностях (неправильные ударения) в
ней: «… их там как бы целая система (в этой книге), и они часто нужны: через
них я роднился с некоторыми, часто слабыми, но дорогими для меня поэтами
семидесятых — восьмидесятых — девяностых годов» (VIII, 338). Зная
щепетильное, строгое отношение Блока к таким вещам (для него даже
количество точек в многоточии имеет особый и огромный смысл), можно
сказать, что это чрезвычайно важное, ответственное заявление поэта. Первая
книга его стихов, по мнению Блока, имеет прямые родственные связи с поэзией
предшествующей эпохи. Внутреннюю логику, смысл, значение основного в
этой преемственности и надо постараться, хотя бы в самой общей форме,
выяснить.
Резкое увеличение массовой стихотворной продукции и привлечение
общественного внимания именно к области лирической поэзии в 80-х годах
отмечается современниками: «В течение семидесятых и восьмидесятых годов
русским обществом овладела стихомания, выразившаяся в появлении
несметной массы молодых поэтов. Никакие издания не продавались так ходко и
быстро, как стихотворные сборники»11. Естественно связывать такое внимание
к внутреннему миру личности, отражающемуся в лирической поэзии, с гнетом
общественной реакции 80-х годов. На этом основании поэтические искания
данной эпохи часто характеризуются как бесплодные и безуспешные. Этот
период истории русской поэзии, бесспорно, драматичен, но огулом считать его
сплошь реакционным едва ли верно. Следует отметить прежде всего
стремление поэтов, появляющихся в сумеречную пору 80-х годов, к сохранению
гражданственной тенденции народнического толка. Наряду с этим особенно
заметна у наиболее популярного поэта эпохи С. Я. Надсона тенденция к
сочетанию гражданских мотивов с раскрытием интимного, внутреннего мира
личности. Сама по себе такая литературная тенденция безусловно не содержит
в себе ничего реакционного, но, напротив, могла бы быть весьма плодотворной,