А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
зарождается весь этот цикл блоковских размышлений о «стихии» и «культуре»,
«народе» и «интеллигенции». Ведущей нитью, основой основ тут, как
показывает соотношение стихов и прозы, является представление об
объективно социальной основе коллизии народа и интеллигенции. Это тот
разрез современной национальной жизни России, который Блок видит прежде
всего: общественное неравенство людей в смысле овладения культурой или
обделения ею.
Сквозь итоговые обобщения блоковских размышлений о социальных
коллизиях
движения этих же тем в предшествующем развитии Блока. К острому
творческому кризису, обнаруживающемуся в «Песне Судьбы», подводит как
лирика Блока, так и его проза, и сам этот кризис представляет собой во многом
особый этап в развитии темы народа и интеллигенции. Уже в первых крупных
прозаических произведениях Блока (они относятся к 1906 г.) в том или ином
виде присутствует тема народа и интеллигенции. В статье «Безвременье»,
наиболее важной для начального этапа в деятельности Блока-прозаика, ввиду
сосредоточения главного внимания на внутренней, духовной стороне
анализируемых явлении, в прямом виде эта тема проступает относительно не
особенно сильно, однако связь «Безвременья» с такими стихотворениями, как
«Осенняя воля», или трилогией лирических драм говорит о том, что проблемы
«народа» и «интеллигенции» присутствуют и здесь. Более непосредственно,
явно обнаруживается эта тема в других крупных прозаических работах
1906 г. — «Поэзия заговоров и заклинаний» и «Девушка розовой калитки и
муравьиный царь». В статье «Поэзия заговоров и заклинаний», писавшейся для
издания научного литературоведческого типа, исследование своеобразных
жанров бытового народного искусства заговоров и заклинаний, при всей
серьезной филологической выучке Блока, достаточно далеко от
узко-«фольклористических» задач и подчиняется художественным поискам
современного писателя. Через всю статью проходят два местоимения: «мы» и
«они», это членение таит за собой мысль о социальном разделении
современной России на низы, «народ», и культурные верхи,
«интеллигенцию», — на тех, для кого и сегодня заговоры и заклинания
представляют собой духовно-жизненную реальность, и на тех, у кого совсем
иное мировоззрение. Сами эти слова — «народ» и «интеллигенция» — не
употребляются, но вне их подтекстового существования произведения как
художественного целого просто не было бы: это основа основ в сложном
образном движении статьи. «Магическое» мировоззрение народа толкуется как
причастное «стихиям» и потому — высокой поэзии: «Чем ближе становится
человек к стихиям, тем зычнее его голос, тем ритмичнее — слова». Эти же
слова, составляющие суть жизни и искусства, «… мы находим теперь
обессиленными и выцветшими на бледных страницах книг» (V, 52). «Мы» —
это «культурные» социальные верхи, «интеллигенция»;
«музыка», «ритм»,«творческие слова» — с «народом» и в нем. Вместе с тем для Блока важнее
всего вовсе не посрамление одной из сторон коллизии и восхваление другой, но
сам драматизм их раздельного существования, — речь идет о подлинном и
ложном и там, и тут. И «мы», и «они» вступили в ложный круг отношений
тогда, когда разлучились со «стихией»; творческая, внутренне полноценная
жизнь бывает тогда, когда «… человек — сам-друг с природой», — «а там, где
поселяется привычка, блеск поэзии затуманивается, притупляется ее острие»
(V, 59). Мещански ограниченная жизнь современности в разных формах, но
одинаково опустошающе овладевает и социальными низами, и социальными
верхами, и «тот странный народ, который забыт нами, но окружает нас кольцом
неразрывным и требует от нас памяти о себе и дел для себя», тоже находится
под властью «колеи домашней жизни, буржуазных забот, бабьих причитаний»
(V, 59). Главное в современной жизни — разорванность, расщепленность,
противоречивость. «Мы» и «они», народ и интеллигенция, их раздельное
существование — одна из форм этой никем не выдуманной, но объективно,
ходом вещей, получившейся противоречивости.
Иная сторона этой же современной жизненной коллизии рисуется в статье,
или, вернее, в лирическом очерке «Девушка розовой калитки и муравьиный
царь». Здесь противостоят друг другу Россия и Запад. Может показаться на
первый взгляд, что это — старое славянофильское противопоставление, но так
представится только в том случае, если брать отдельные вещи в отрыве от всего
блоковского творчества, от общего контекста стихов, драм и прозы Блока в
целом. Если же пытаться понять содержание очерка в целостности блоковского
творчества, то придется расшифровывать, логически пересказывать
ассоциативно-образные соотношения, что всегда может выглядеть как
произвольное толкование комментатора. К сожалению, иной путь здесь
исключен. Запад в очерке рисуется застывшим, замкнувшимся, завершившим
свою историю. «Неподвижный рыцарь — Запад — все забыл, заглядевшись из-
под забрала на небесные розы. Лицо его окаменело, он стал изваянием и
вступил уже в ту цельную гармонию окружающего, которая так совершенна. Он
ищет мертвым взором на многообразной равнине то, чего нет на ней и не будет»
(V, 89). Та «цельная гармония окружающего», которую Блок изображает как
законченное воплощение германской культуры, вместе с тем ассоциируется в
его восприятии с условным образом средневековья из «Стихов о Прекрасной
Даме». В дальнейшем ходе ассоциаций важен образ отъединенности,
замкнутости, оцепенелой гармонии, создаваемой вокруг Германа в первых