А. Блок. Его предшественники и современники

формулирующей проблему розни «народа» и «интеллигенции» во всей прозе

Блока до 1908 г. В положительной, социально активной своей функции

«лирика» связывается с наиболее общей, по Блоку, основой жизни: с

«музыкальным ритмом», определяющим закономерное движение мира: «И

бесстрашный и искушенный мыслитель, ученый, общественный деятель —

питается плодоносными токами лирической стихии — поэзии всех веков и

народов. И сладкий бич ритмов торопит всякий труд, и под звуки песен

колосятся нови» («О лирике», V, 132). «Лирика», плод деятельности

«интеллигенции», раскрывающая своими средствами общий «ритм»,

оказывается причастной к другим формам «интеллигентной» социальной

активности, а также и к социальной активности масс, «народа».

Понятно, что в этом контексте нет и не может быть никакого отрицания

«интеллигенции» в целом, нет и не может быть отрицания творческой

индивидуальности в любой форме общественной деятельности. Органично для

Блока и то, что именно в этой статье, наиболее резко ставящей вопрос о

положительном смысле «культуры», «интеллигенции», содержится вместе с тем

и наиболее резкая полемика с неославянофильскими идеями Андрея Белого,

уничтожающе резкая критика стихов Сергея Соловьева. Религиозно-

утопическая «общинность», синтетические схемы отрицаются Блоком с точки

зрения «творческой индивидуальности» (отчасти принимающей

индивидуалистическую или даже «анархистскую» форму, вследствие

идеалистического характера общих воззрений Блока). В литературе о Блоке есть

следующее определение традиций, выступающих в блоковских статьях о народе

и интеллигенции: «Вопрос, поставленный в этих статьях, чуждый

модернистской литературе, волновал русских писателей очень давно, но с

особенной силой прозвучал в сочинениях Герцена, славянофилов, Льва

Толстого, Достоевского, а из современников Блока — у Горького»146. Здесь

отсутствует историческая дифференциация внутри этих исторических

источников, исторический подход как к Блоку, так и к его предшественникам.

Конечно, Блок исходит из современности, самоопределяется в ней, именно

отсюда он идет и к наследию. Поскольку он отрицает утопическую

общинность, хочет найти место в современности социально активной

творческой индивидуальности — славянофилы, отрицающие личность, в

качестве возможной опоры наименее значимы (сохраняясь преимущественно в

качестве эмоционального источника). Общий же ход блоковской мысли ближе

всего, конечно, к Ап. Григорьеву и Достоевскому, искавшим путей «слияния»

деятельности «народа» и «интеллигенции»147. Далее, поскольку на новом этапе

146 Максимов Д. О прозе Александра Блока (V, 703).

147 Наиболее близок Блок в общей постановке вопроса о народе и

интеллигенции к Достоевскому; так как сложная проблема традиций

Достоевского в творчестве Блока в историко-литературном аспекте мало

разработана, ограничусь указанием на наиболее явные и существенные стороны

этой близости. Прежде всего, для Достоевского вопрос о разъединении народа и

интеллигенции — центральная, объективно-исторически возникшая коллизия

русской жизни, к которой восходят все более частные неустройства и неполадки

современности: «Прямо скажу: вся беда от давнего разъединения высшего

интеллигентного сословия с низшим, с народом нашим» (Дневник писателя

за 1881 год. — Соч., М.-Л., 1929, т. 12, с. 438). Далее, Достоевский говорит не

просто о необходимости преодоления разрыва, но и о роли социальной

активности «интеллигенции» в этом процессе, о том, что народу нужна такая

действенная, по-новому самоопределяющаяся интеллигенция: «… страшно

нужна народу интеллигенция, предводящая его, сам он жаждет и ищет ее» (там

же. с. 426). Оба эти пункта решающим образом сближают Блока с Достоевским.

В этом контексте необходимо сказать об отсутствии интереса у Вл. Соловьева к

проблеме «народа и интеллигенции». Вопрос об отношениях Достоевского и

Соловьева отчасти запутан и извращен учениками Соловьева; так, Евг.

Трубецкой превращает Достоевского последних лет жизни чуть ли не в

последователя Соловьева (Миросозерцание Вл. С. Соловьева, М., 1913, т. 1,

с. 73 – 78). Несколько более объективно, но и более поверхностно Э. Л. Радлов

утверждает различие «душевного уклада» Соловьева и Достоевского (Соловьев

и Достоевский. — В кн.: Достоевский Ф. М. Статьи и материалы под ред.

А. С. Долинина, Пг., 1922, с. 160). С течением времени последователям

Соловьева приходится признать, что у их учителя происходит «… подмена

церкви государством. Это дух не Христа, а Великого Инквизитора»

(Мочульский К. Владимир Соловьев. Париж, 1936, с. 175). Получается так, что

Соловьев на протяжении основной части своей жизни боролся с Достоевским,

ибо в образе «Великого Инквизитора» собирательно выражено все то, что было

наиболее неприемлемо для Достоевского. Не вдаваясь в детали этой сложной и

во многом извращавшейся соловьевцами проблемы, необходимо сказать, что

Блок, как бы минуя богословскую догматику Соловьева, возвращается к

развития самого общества (после первой русской революции) определеннее и

резче, чем прежде, эти проблемы выражаются в связи с революцией и Блок

свою творческую судьбу видит в неотрывных соотношениях с революционной

тенденцией общественного движения, — органически намечаются соответствия

с поисками Герцена148.

Вообще же наиболее несомненной положительной стороной блоковской

постановки проблемы «народа» и «интеллигенции» является стремление

постичь эту коллизию в связи с объективными общественными отношениями,