А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
исторического прошлого в современность — сюжетно реализована так, что
читатель не видит никакой неестественности в переходах, никаких «швов»
сюжета. Этой органичностью и объясняется редкая целостность своеобразной
лирической трагедии: отдельные стихи представляют собой как бы акты
пятичастной драмы. В этом смысле «На поле Куликовом» перерешает и
отменяет темы и идеи «Песни Судьбы». И тут-то становится особенно
наглядным смысл театрализованности лирического персонажа Блока.
Театрализованность
означает его историческую активность, действенность в сложной, целостно
понимаемой исторической ситуации. Первые два акта лирической трагедии
ведут к кульминации, где действие поворачивается в сторону современности.
После кульминации становится ясно, что первые два акта представляют собой
как бы ту почву истории, которая должна быть духовным оружием
современного человека в его сегодняшней жизненной и социальной борьбе. В
этом сложном и тем не менее на редкость цельном построении ощущение
«швов» в какой-то степени возникает только в кульминации, в те моменты,
когда возникает раздумье: что же означает этот образ единства,
запечатлевшийся на щите героя? Это недоумение связано со слабыми
сторонами мировоззрения Блока. Художественное «чудо» тут в том, что
кульминация в целом все-таки необычайно органична. Опора на историю и
здесь в конечном счете снимает возможность толкования женского образа в
качестве глухого «синтеза», уничтожающего, тушащего противоречия в
мистическом единстве.
Окончательно снимает такую возможность новый поворот сюжета после
кульминации. Четвертое стихотворение цикла («Опять с вековою тоскою…»)
представляет собой новую трагедийную перипетию. О нем шла речь выше, в
самом начале разбора «На поле Куликовом», — такой сдвиг в анализе
необходим именно для понимания конфликтного единства цикла. Цельность
цикла — не в «синтезе», но в конфликтном начале истории. Став
современником, герой не становится человеком, нашедшим истину в последней
инстанции, напротив, именно здесь с особой силой проявляется в нем
действенный жизненный драматизм. Герой-персонаж изображается ищущим
истину, понимание современности. Он — «волк под ущербной луной», потому,
что он борется в себе самом не с общими основами национальной истории, но с
недавним прошлым, в сущности с определенными тенденциями в
современности. Поскольку он явно «интеллигент», в специфическом
блоковском смысле слова, то он ищет социального самоопределения в сложном
общественном контексте, где «ущербная луна», весь переходящий в душу
«пейзаж» явно означают неблагополучное, характерное для современности
общественное устройство, культивирующее в нем индивидуалистические
темные страсти, навыки духовного обихода, связанные с жизнью социальных
верхов. То «дивное диво» истины,
которое он ищет, никак не можетассоциироваться ни с какими «синтезами», оно явно противостоит им, как и сам
Блок к осени 1908 г. оказался в коллизии со всеми своими «соратниками» по
символистской литературной школе. Если пользоваться блоковскими же
словами, то в этом герое-персонаже скорее всего изображается процесс
духовного самоопределения «новой интеллигенции», т. е. людей, ищущих связи
с передовыми общественными тенденциями современности. Блок-прозаик
настаивает на том, что эти процессы носят объективный характер, что за ними
стоит сложная диалектика борьбы «социальных верхов» и «социальных низов».
Тут Блока-лирика можно воспринимать только в связях с Блоком-прозаиком, и
Блок-прозаик до конца понятен только в соотношениях с Блоком-поэтом.
Что это так — об этом говорит последний акт лирической трагедии,
стихотворение «Опять над полем Куликовым…», датированное 23 декабря
1908 г., т. е. как бы завершающее не только цикл, но и осенние дискуссии о
народе и интеллигенции, и обмен письмами со Станиславским. Поиски
социально-исторической активности, действенности, по Блоку, особенно важны
именно сейчас, потому что Россия стоит перед новым историческим
катаклизмом, перед новой «Куликовской битвой»:
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
Едва ли этот предстоящий катаклизм можно и должно воспринимать как
столкновение «народа» и «интеллигенции», представляемых как мертвенно
противостоящие друг другу социологические категории. Такое толкование не
допускается той сложной и мучительной борьбой, в которой Блок искал и
нашел единую и широкую историческую основу совокупности современных
противоречий, наиболее обобщенно понимаемых. Не допускает подобного
узкого «социологического» понимания и сложная диалектика становления
новой личности на основе истории, развиваемая и во всем цикле, и в прозе
Блока. Не допускает его и вся предшествующая эволюция Блока-поэта,
проблематика его книг «Нечаянная Радость» и «Земля в снегу». Как бы итоги
всему этому подводятся в цикле «На поле Куликовом».
Проза Блока дает поводы к прямым аналогиям между разными «станами» в
Куликовской битве и современными отношениями «народа» и
«интеллигенции», и, следовательно, к узкосоциологическому толкованию самих
этих аналогий. Элементы такой прямолинейности в прозе (а отчасти и в
черновых вариантах стихов) следует относить к трудностям, издержкам идейно-
духовного роста поэта. Но ведь и в прозе Блока к концу 1908 г., главным
образом в связи с работой Блока-поэта (развитие темы цикла «На поле