Чтение онлайн

ЖАНРЫ

А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:

но соотнесение своего опыта с чужим, соотнесение, подсказываемое

внутренними потребностями собственного творческого развития; дело, в

конечном счете, в исторических потребностях времени. В таком смысле без

«апухтинского» в поэзии Блока не было бы столь несомненных его поздних

шедевров, как «На железной дороге» («Под насыпью, во рву некошенном…») и

«Превратила все в шутку сначала…», созданных, однако, на совершенно иной,

совсем уже далекой от Апухтина, идейной основе.

3

Говоря

о «взрывном», «скачкообразном», «катастрофическом» появлении

центральной темы первого периода творчества, темы Прекрасной Дамы,

решительно определившей его личную жизненную судьбу, Блок вместе с тем

всегда подчеркивает внеличный, объективный характер этой темы. Более того,

само индивидуальное, вполне конкретное человеческое чувство, любовное

чувство, возникшее ранее и только принявшее особо напряженную форму к

моменту творческого взрыва, получает свои истолкования в свете общего,

внеличного начала; задним числом перетолковываются, наполняются новыми

смыслами как предшествующие духовные поиски, так и более ранние

единичные события «истории одной любви». Обозначая словом «мистика»

именно внеличное содержание происшедшего события, Блок рассказывает в

«Автобиографии»: «До сих пор мистика, которой был насыщен воздух

последних лет старого и первых лет нового века, была мне непонятна; меня

тревожили знаки, которые я видел в природе, но все это я считал

“субъективным” и бережно оберегал от всех» (VII, 13). Дело не в том, чтобы,

вслед за Блоком, пытаться искать особые смыслы в отдельных, подчас странных

или даже эксцентрических его поступках той поры, еще менее — в том, чтобы

пытаться перетолковывать на новый лад действительно мистические или просто

малопонятные высказывания из его юношеского дневника и писем. Но важно не

терять за деревьями леса. Действительно важно то, что узколичное и жизненно

общее существуют у Блока в единстве, в комплексе; энергичное подчеркивание

Блоком первостепенной значимости «общего» здесь также важно, и без этого

«общего» немыслим высокий лиризм ряда стихов, требующих объяснения в

единой логике развития поэта, а не игнорирования или зачеркивания. Сам же

Блок неизменно настаивает на значении «общего»: «… все внимание

направлено на знаки, которые природа щедро давала слушавшим ее с верой» (I,

559) — так говорит Блок в послесловии ко второму изданию «Стихов о

Прекрасной Даме»; в дневниковых комментариях 1918 г. к этой же книге

говорится о том, что «“влюбленность” стала меньше призвания более высокого,

но объектом того и другого было одно и то же лицо» (VII, 344). И там и тут, с

разных концов, речь идет о важности, значимости «общего» в идейном

построении книги. Как и в других случаях, у нас нет оснований не доверять

столь

категорически выраженным мнениям самого поэта.

Прямое выражение это «общее» находит с наибольшей силой в стихах,

написанных после решающего перелома 1901 г., хотя и в «зоне», «орбите» этого

перелома. Получается здесь примерно то же самое, что мы уже видели в связи с

«апухтинским» в поэзии Блока: «магический кристалл» темы Прекрасной Дамы

поэтически проясняет и обобщает поиски предшествующих лет, выводит с

особой отчетливостью наружу то, что ранее выражалось в форме более

запутанной, менее явной. Однако так же, как и там, необходимо подчеркнуть,

что все предшествующее содержит (иначе оно просто было бы не стоящей

внимания бессмыслицей, ранним стихоплетством интеллигентного юноши)

искания общего смысла, обобщающего поэтического понимания того, что

происходит в объективном мире. Более того, сама тема Прекрасной Дамы,

внутренняя логика ее появления и поэтического торжества в лирике Блока

объясняется как раз наличием в предшествующем творчестве тех мотивов

«общей» тревоги, «общего» смятения, которые в свете самой этой, уже

оформившейся, темы просто получают свое наиболее явственное,

художественно резкое выражение. С этой точки зрения Блок по-своему прав,

перетолковывая предшествующее после взрыва, прав, разумеется, только в

смысле выяснения общей линии своего развития, но не там, где он

мистифицирует, придает двойной смысл простым событиям своей личной

жизни.

Речь идет здесь о стихах, в которых Блок пытается за смутными, чисто

личными предчувствиями близящихся перемен увидеть признаки грядущих

«неслыханных перемен» общего порядка, уловить надвигающиеся на целый

мир катастрофы. Знаки этих роковых, катастрофически надвигающихся

изменений в мире Блок прочитывает в природе, соответственно

трансформируется пейзаж: он перестает быть придатком к личной драме

выделившегося из лирического потока субъекта, но, напротив, становится

самостоятельной, дышащей грозными предчувствиями сущностью:

Ужасен холод вечеров,

Их ветер, бьющийся в тревоге,

Несуществующих шагов

Тревожный шорох на дороге.

Холодная черта зари —

Как память близкого недуга

И верный знак, что мы внутри

Неразмыкаемого круга.

Однако разработанность и, соответственно, выразительная сила пейзажа

(«природного начала») не приближает его к лирическому субъекту, к

лирическому «я» стихотворения, как это было у Фета. Напротив,

самостоятельная значимость пейзажа только увеличила, обострила

разобщенность «я» и «природы». Получается так, что «природа» и «я» как бы

вступают между собой в сложные отношения противоборства и взаимной

Поделиться с друзьями: