А. Блок. Его предшественники и современники

ничем не могло помочь более глубокому пониманию образа Бертрана. Мало чем

отличалась в этом смысле и позиция Изоры в прежнем сюжете драмы. Спасти

положение мог только радикально измененный образ Гаэтана, и Блок

решительно пошел на это.

В новом сюжете Гаэтан полностью освобождается от прямых, грубых

связей с эпохой и ее борьбой, он становится «чистым зовом», далеким от

непосредственных жизненных столкновений романтиком, который сам не знает,

о чем он поет: его голосом поет сам океан, «природная стихия». Это дает

возможность иного раскрытия образа Бертрана. Теперь Бертран, сражаясь с

повстанцами, не погибает, но только смывает с себя незаслуженную кличку

труса. Он не был бы самим собой, если бы изменил долгу, хотя и внутренне

чуждому ему. Погибает же он, служа делу более высокому, чем защита замка, —

он оберегает Изору, т. е. «зов», смутно осмысляемый Бертраном как один из

знаков исторической тревоги. Получается фигура, противоречивая в своем

историческом содержании, но не соотнесенная прямо и грубо с эпохой,

сложный в своих красках характер. Более сложное и тонкое осмысление

приобретает нравственная тема, открыто выходящая на первый план. В связи с

этим меняется основной смысл конфликта. Получается так, что не о «радости-

страданье» — осуществляемой в прямых связях с историческими событиями

полноте воплощения «зова» — говорит пьеса, но о «судьбе человеческой,

неудачника». «… Я не умею и я не имею права говорить больше, чем о

человеческом» (VII, 186) — так определяет Блок окончательно идею пьесы.

Прибегая к помощи классической традиции, Блок определяет эту тему также

словами Тютчева — «тревога и труд». Это открывало возможность еще более

сложной трактовки нравственной концепции вещи. Выходила на первый план

тема воспитания личности большими «тревогами и трудами» истории. Говоря о

«Розе и Кресте», Блок всегда подчеркивал, что самое важное в ней — «драма

человека Бертрана», далее он говорил об Изоре. При новой трактовке конфликта

случай с Алиска-ном переставал быть изменой Изоры «зову» и превращался в

«часть., пути» «неразумной мещанки, сердце которой чисто, потому что юно и

страстно» (IV, 529). Сам характер Изоры был задуман Блоком как

демократический — героиня является швейкой, случайно приглянувшейся

графу. «Тревога и труд» в качестве главной темы включали Изору в широко

понимаемую нравственную концепцию драмы как произведения о воспитании

характера человека в переломную эпоху истории.

Однако при этом многое в философских аллегориях, используемых в

сюжете пьесы, становилось просто непонятным. «Объяснять ли труднейшее:

как роза попала на грудь Гаэтана, почему, что от этого произошло с Бертраном,

почему “исчез” Гаэтан и т. д.?» (IX, 285), — писал Блок, обдумывая, как ему

изложить концепцию драмы коллективу МХТа в 1915 г. Изменив замысел, Блок

не отказался от основных элементов сюжета. Получалось противоречие:

характеры развиваются «психологически, просто», а сюжет говорит другое.

Аллегоризм сюжета Блок предлагал понимать «музыкально», как соотношение

поэтических лейтмотивов, — отсюда рядом с формулой « мой Шекспир»

появляется формула « мой Вагнер» (IX, 287). Выходил стилистический

разнобой, открывавший еще более существенное идейное противоречие в

пьесе: решив сюжет «музыкально», Блок не смог создать историческую драму в

собственном смысле слова. Блок признавался, что избрал исторический сюжет

главным образом потому, что он «еще не созрел для изображения современной

жизни», и далее уже точно указывал, что за эпоху и людей он реально хотел

представить в средневековых костюмах: «… время — между двух огней, вроде

времени от 1905 по 1914 год» (IX, 288). Соединить два аспекта изображения —

историю и современность — в органическом единстве шекспировского типа

Блок не смог.

В намерения Блока вполне входило прочтение его драмы как произведения

о современных людях и их отношении к историческому времени в своей личной

судьбе. Поэтому не правы были критики из символистского лагеря, полагавшие,

что Блок в своей новой драме стремился уйти от современности и поэтому

создал произведение мертворожденное, вымученное. Публицист Д. Философов

из литературной группы Мережковского после выхода в свет «Розы и Креста»

писал, что от драмы «веет холодом», и объяснял эту мнимую отдаленность от

современности тем, что у Блока нет иллюзорного, религиозного оправдания

буржуазных отношений, нет «веры, нет непосредственного ощущения связи с

людьми как данного»274. Гораздо вернее определил тогда критик В. Гиппиус

основную тенденцию Блока как стремление понять современные коллизии и

противоречия без всяких мистических иллюзий; по его словам, больше всего

чувствуется в драме Блока «острая потребность найти пути в этом — уже не

волшебном — мире, в котором надо жить»275. Что дело было именно в этом —

т. е. в желании разобраться в противоречиях современности, постигнуть

современного человека — свидетельствует следующий, не реализовавшийся

драматический замысел Блока276. В органической связи со столь

существенными для Блока 10-х годов демократическими тенденциями он

набрасывает драматический сюжет и, неоднократно к нему возвращаясь,

собирается создать произведение о развитии промышленности в России.

Критикой отмечалась несомненная связь отдельных ситуаций этой наметки с

драматургией Чехова, и в частности с «Вишневым садом»277. Чрезвычайно