А. Блок. Его предшественники и современники

важное — поэтически перспективный взгляд на большие пласты русской

истории.

Это открытие повлекло за собой другие, не менее важные и

реализовавшиеся тоже не в «Песне Судьбы». Переосмысление образа Фаины

заставило Блока ввести Спутника также в сцену всемирной выставки, в первую

перипетию, что исторически объясняет поведение Фаины в первой встрече с

Германом; далее, тяготящим воздействием Колдуна-Спутника объясняется

также и расхождение Фаины с Германом в развязке. Это заставило Блока

переосмыслить и образ Германа. Во втором варианте усиленно подчеркиваются

поиски Германом героической позиции в жизни. Однако художественной удачи,

в узкодраматическом смысле слова, все-таки не последовало. Несмотря на

введение историзма в идейную концепцию вещи, поэтически она по-прежнему

строилась на аллегориях, только сами эти аллегории стали сложнее и глубже.

«Сочность, яркость, жизненность, образность, не только типичное, но и

характерное» — как определял Блок направление своих стилистических

поисков в связи с пьесой — с этим аллегоризмом были несочетаемы. Нужны

были новые поиски, и, понятно, не только стилистические. В «Песне Судьбы»

Блок осознал связь этих поисков с большими общественными вопросами, с

большой исторической перспективой. Одна из существеннейших граней

дальнейшей блоковской работы в этом направлении открылась тоже в связи с

«Песней Судьбы». Обогащение образа Фаины историческим мотивом повлекло

за собой поиски аналогичных мотивов и для Германа. В той же сцене на

пустыре в большом монологе Германа поведение героя обосновывается

ответственностью, которая налагается на него историей России, и в

особенности таким ее знаменательным событием, как Куликовская битва.

Монолог Германа остался в пьесе не более чем риторическим высказыванием,

странно не вяжущимся с реальным драматическим поведением героя. Однако,

вспоминая в дневнике о работе над новой кульминационной сценой драмы,

Блок писал: «… здесь родилось “Куликово поле” — в Шахматове» (VII, 187).

В цикле «На поле Куликовом» воплотилось в области-поэзии именно то,

чего искал и не нашел Блок в области драматургии: «На поле Куликовом»

потрясает органичностью связей истории и современности, интимного лиризма

и общественного пафоса, глубочайшего трагизма и величайшей силы

жизнеутверждения. Найден герой, который о трагическом повествует так, что

это облегчает нашу душу подлинно лирическим волнением, и о светлом и

радостном сообщает так, что мы всегда помним, какого огромного напряжения

всех сил человеческих стоит этот катарсис. Здесь найден тот самый принцип

истории в характере, который Блок искал в «Песне Судьбы». Он все-таки нашел

его — но только в лирическом характере. Важно понимать, что эта, быть может,

величайшая из художественных находок Блока была обретена в ходе его работы

над «Песней Судьбы».

В границах данного конфликта сделать пьесу подлинной драмой было

невозможно. То, что Блок нашел важного для себя в работе над ней, он

разрабатывал в других жанрах своей художественной деятельности. Поэтому

вопрос о переделке пьесы, встававший в 10-е годы, для него не мог быть

актуальным. Переделка пьесы, предпринятая в послереволюционные годы,

объясняется вновь возникшими для поэта проблемами народа и интеллигенции

в связи с событиями в стране. В новом варианте Блок произвел решительную

чистку языка, убирая, по возможности, элементы специфически символистской

аллегоричности. Он усилил в пьесе сатирические элементы, введя вновь сцену

в уборной Фаины, во втором варианте исключенную. Далее, смягчены элементы

поисков героики Германа, особенно сильные во втором варианте. Все это вместе

взятое соответствует блоковским идеям о взаимоотношениях между народом и

интеллигенцией уже в революционную пору. Однако основы конфликта

остались в том виде, как они были найдены во втором варианте, — нового

драматического произведения в итоге не получилось.

Выше говорилось о том, что проблема народа и интеллигенции

осмысляется Блоком как объективно-историческая коллизия. Само подобное

представление во многом, очевидно, оформлялось у Блока во время создания

пьесы, ибо определяющие работы Блока на эту тему относятся к концу 1908 –

началу 1909 года, когда концепция пьесы уже сложилась. Учитывая и связь

замысла пьесы с циклом «На поле Куликовом» и поэмой «Возмездие», можно

сделать вывод, обратный тому, который обычно делался в исследованиях театра

Блока. Неверным кажется, по всей совокупности фактов, представление, что все

в театре Блока определяется лирикой. Напротив, важнейшее, существеннейшее

в лирике и публицистике Блока возникает в органической связи и

взаимодействии с театральными исканиями поэта.

4

С точки зрения общей эволюции поэта «Песня Судьбы» стоит на границе

между вторым и третьим томами лирики Блока. В ней намечены, но не

реализованы художественно те большие проблемы жизни, поэтическое решение

которых в третьем томе даст Блока — великого национального поэта.

Складывание гениальной концепции третьего тома, с одной стороны,

катастрофическая неудача с «любимым детищем» — с другой, достаточно

объясняют, почему работа в области драматургии в ближайшие годы отходит у

Блока на второй план. Но Блок считал, что «высшее проявление творчества есть

творчество драматическое» (V, 270), и «театр» в широком смысле слова

занимал слишком большое место в идейно-духовной жизни Блока, чтобы он в

высшую пору своего творчества не испробовал силы в драматургии. В