Адамант Хенны

Последние дни сотник обращал все свои речи исключительно к Эовин.

Отряд Серого оказался впереди других невольничьих сотен, и наступление серой армады предстало им с холма во всей зловещей красе. В толпе раздались вопли ужаса, кто-то проклинал весь белый свет, кто-то просто падал ничком, закрывая голову руками. Разве могли выдержать такое зрелище бедные пахари и лесорубы Минхириата, никогда особо не рвавшиеся в бой?!

Эовин застыла неподвижно, закусив губу. Тёплый эфес лежал в ладони. Нет, она не опозорит роханскую кровь постыдными воплями и рыданиями! Если здесь ей суждено принять последний бой, что ж, да будет так. Пусть никто не сложит песен о её гибели, пусть её никто не оплачет (старшая сестра не в счёт; небось и приданое-то, мамой оставленное, давно уж себе прибрала)… Да, да, пусть! Она будет сражаться на этом холме так, как сражались герои Исенской дуги и Хелмского ущелья!

Тем временем харадримы оправились от неожиданности. Похоже, их не слишком пугал вид надвигающейся вражьей орды, – очевидно, они знали, с чем придётся столкнуться. Засвистели бичи; стражники в полном вооружении наводили порядок. Рабов десяток за десятком, сотня за сотней гнали к здоровенным шестиколёсным возам – очень странным возам, с высоченными крутыми бортами и громадными колёсами с толстыми ободами и спицами.

– Ого! – Серый удивлённо поднял бровь, разглядывая странные сооружения. Больше всего они напоминали поставленные на колёса деревянные коробки. Никаких признаков того, что в них должны запрягать лошадей. Кроме того, суетящиеся вокруг возов мастеровые быстро и сноровисто прикрепляли к ободам колёс длинные, сверкающие серповидные клинки, каждый длиной в три, а то и в четыре локтя. В верхней части шёл ряд узких отверстий, вроде как бойниц. Борта были обиты мокрыми шкурами.

Во взгляде Серого что-то блеснуло.

– Они совсем обезумели, – шепнул он ничего не понимавшей Эовин. – Ничего у них не выйдет. Завязнет вся эта громада…

– Внутрь! Внутрь! Все внутрь! – прервал его речь вопль полутысячника.

Сзади борт воза открывался, словно настоящие ворота. И длиной эта повозка, самое меньшее, вдвое превосходила знакомые Эовин телеги. Шириной, кстати, тоже.

На уровне груди от одного борта до другого тянулись поперечные жерди – так что можно было налегать и руками, и грудью. Над головами – дощатый потолок. Снизу боевую повозку защищали подвешенные на цепях доски – чтобы не поразили стрелой.

– Ну и придумают же!.. – Губы Серого кривились в усмешке.

– Ваше дело – катить всё это! – проорал командир-тхеремец. – Часть внизу – толкает. Часть наверху – бьёт врага стрелами и копьями!

– И всё? – спокойно осведомился Серый. – А как тут поворачивать?

Оказалось, что поворотной сделана передняя ось…

– За мной. – Серый первым шагнул внутрь.

Наверху и в самом деле нашлись луки, копья, топоры на длинных рукоятках и очень много стрел. Всей сотни Серого хватило лишь на четыре боевые повозки.

– Не отставай, – бросил он Эовин, расставляя своих людей по местам и ободряя павших духом. Девушка заметила, что вокруг себя сотник собрал самых сильных и крепких. И ещё – она, Эовин, была единственной девушкой, попавшей в одну команду с Серым.

– Там, внизу, – орал снаружи тхеремский глашатай, – ваша свобода! Все, кто вернётся в лагерь, – станут свободными и полноправными тхеремцами! Все, кто струсит и побежит, – будут преданы лютой смерти! Выбирайте сами: свобода или шакалья яма!

Вдоль длинной гряды холмов выстроилась нескончаемая шеренга боевых повозок. Все тхеремцы остались во второй линии. Началось ожидание…

– А может… – тихонько шепнула Эовин Серому, – может, всех харадримов… их же стрелами… да и бежать?

– Нет. – Серый даже не повернул головы. – Те, кто будет думать о спасении, – погибнут.

– Но почему… – начала было Эовин, и тут оказалось, что схожие мысли приходят в дурные головы одновременно.

С одной из повозок в харадримов густо полетели стрелы. Воз заскрипел и тронулся с места, направляясь прямо к группе харадских всадников. Двое или трое из них упали под стрелами – но оказалось, что тхеремские воители хорошо подготовились к подобным неожиданностям. Прямо под ноги невольникам полетели утыканные гвоздями доски – и не одна, а десятки. В мгновение ока мятежники оказались в колючем кольце. Крики и вопли наступавших с разбегу на гвозди… проклятия… и повозка остановилась. Затем началось самое страшное.

Подступиться к возу было невозможно, и вперёд выдвинулись харадские пращники, заложив вместо камней в ременные петли какие-то дымящиеся глиняные горшочки. Летели эти штуки недалеко и медленно, однако, разбиваясь о доски, вспыхивали чадящим ярко-рыжим пламенем.

Эовин вскрикнула от ужаса.

Воз запылал как-то сразу весь, от колёс до крыши, струи жидкого огня текли по сырым шкурам; воздух наполнило непереносимое зловоние. Дикий предсмертный вой рвался из рдяного нутра; людям осталось жить несколько мгновений, их прикончит даже не огонь – но едкий чёрный дым…

Остальные невольники, все, сколько их было, окаменев, смотрели на жуткое зрелище. Да, харадримы шутить не умели.

Крики стихли. Слышался только треск пламени. Девушка покосилась на Серого: сотник стоял, скрестив на груди руки, и молча взирал на пожарище. На лице его застыло странное выражение – словно он уже видел нечто подобное… нечто очень похожее… и тогда ему тоже было очень больно…

– Смотри-ка, запалили зачем-то? – удивился Маленький Гном при виде взвившегося впереди пламени.

Друзья ненадолго остановились перевести дух. Всё-таки сейчас предстояла нешуточная схватка, и лучше поберечь силы.

– Запалили и ладно, – махнул рукой Торин, – лишь бы нам это помогло.

– Едва ли, – с некоторым унынием отметил Фолко. – Сам видишь, невольников-то внутрь этих дурацких штуковин загнали! Знать бы ещё зачем… Что же теперь – заглядывать в каждый такой воз и осведомляться: прошу прощения, судари мои, а нет ли здесь некой Эовин Роханской?

– Надо будет – заглянем, – посулил Малыш.

Им предстоял последний бросок. Но – по совершенно гладкой и ровной, как стол, луговине. Впереди торчало одно-единственное дерево – и на его ветвях уже обосновалась целая стая голошеих стервятников – пожирателей падали…

– То-то будет им поживы, – мрачно заметил Маленький Гном. – Ну, так что теперь? Встанем во весь рост – и вперёд?..

– Вперёд, вперёд… Э, похоже, харадримы на том костре человечину жарят! – Торин сжал кулаки.

– Эовин там нет! – вырвалось у Фолко.

– Но есть другие, ничуть не хуже, – сурово молвил Торин. Фолко лишь тяжко вздохнул и скрипнул зубами. На сердце было черным-черно, и он как-то даже невольно начинал забывать о том, что они и сами очень даже могут не вернуться из этого боя, выдержав сперва атаку тхеремцев, а потом наверняка – той таинственной серой армады, что надвигалась с юго-востока. Неужто и в самом деле перьерукие?..

– Если в открытую – то пойдём, а не побежим. – Торин лишний раз тронул топор – легко ли вынимается? – Побежим если – даже последний глупец поймёт, что дело неладно. А так… может, и проскочим…

– Безумие, чистое безумие… – пробормотал Фолко, не сводя глаз с пылающего воза. – Пожалуй, побезумнее даже, чем тогда, с Олмером… у Болотного замка…

– Если что – погодите в драку лезть, я сперва с ними поговорю, – торопливо бросил Рагнур. – Наплету им что-нибудь… мы, мол, наёмники из Умбара, желаем сражаться вместе с вами… Хорошо? За железо схватиться всегда успеем…