Адаптация

Вопросы летели, как шрапнель. Но напарник успевал принимать и парировать. Глебу оставалось лишь кивать:

– Да, мы уверены, что расследование выявит...

– ...только нечеловек мог поступить с такой извращенной и бессмысленной жестокостью...

– ...свой гражданский долг...

– ...наши жизни принадлежат человечеству!

И напарник воздевает кулак. Камеры смотрят на него с обожанием. А вечерние новости подливают масла в пламя народного гнева. Обещанная утечка информации происходит более чем вовремя. И независимый канал выпускает в эфир фото смертника, а с ним и личный номер да дурную, но читабельную копию личного дела.

Корпорация оправдывается.

Корпорация не отвечает за использование имущества корпорации третьими лицами.

Корпорация готова компенсировать ущерб и обязуется усилить контроль.

Люди выходят на улицы, несут свечи, цветы и транспаранты.

"Мир - людям!"

– Видишь, - напарник чешет заклеенную пластырем щеку.
– А ты сомневался.

Сомнения остались. И привычный ритуал полировки сабли их не унимает. Но Глеб продолжает методично натирать клинок. Пальцы соскальзывают, и острая кромка разрезает кожу.

Боль острая.

– Мы ведь тоже рисковали. Ты и я. Дай руку. Ты славный парень, Глеб. Ты наш парень, пускай и понтярщик. Главное, ты все сам понял. Эти - дело другое. Они спали! А мы разбудили их. Заставили открыть глаза и оглядеться, понять, в каком мире они живут. И теперь они наши! С нами!

Кровь на вкус сладкая. И Глеб, не вынимая порезанные пальцы изо рта, кивает. Саблю надо убрать. Нынешний мир требует иных методов воздействия. И напарник прав: главное - результат.

– Очнитесь, пожалуйста, - вежливо попросил кто-то, и Глеб открыл глаза. Он лежал. Лежанка была узкой. Сквозь искусственную кожу ощущался металлический каркас. На втором, выступавшем из стены, повисла троица ламп.

– Ева?

– Кира, - поправили Глеба.
– Меня зовут Кира. Я исполняю функции медсестры.

– А Ева где?

– Ушла.

И почему это не удивляет? Но спасибо, что хотя бы до больнички дотянула. Глеб поднял руку, заслоняясь от яркого света, и попросил:

– Кирочка, убавь градус солнца, а? Раздражает. И что со мной?

– Множественные ушибы, не представляющие опасности для вашего физического существования.

Сбоку щелкнуло, и свет погас. Глеб повернулся, пытаясь разглядеть сиделку. Но пока перед глазами плыло, и Кира виделась размытым желтовато-белым пятном.

– Вероятно, легкая травма головы, - продолжало перечислять пятно.
– Возможны трещины в ребрах. Наше диагностическое оборудование выведено из строя.

И говорила она об этом радостно.

– Я сделала перевязку. И капельницу с глюкозой поставила, - закончила отчет девушка.

– Капельница - это хорошо. Особенно, если с глюкозой.

Резкость зрения восстанавливалась, шум в голове утихал, и в конце концов Глебу удалось разглядеть Киру.

Она стояла у изголовья кушетки, скрестив руки на груди. Грудь была приличной, размера этак четвертого. И желтый свитерок плотно облегал ее. Из-под зеленого халатика торчал кружевной край юбки. На ручке виднелся широкий браслет мужских часов.

На ногах Киры были домашние тапочки с розовыми помпонами.

– Я рада, что вы чувствуете себя лучше!
– произнесла Кира, старательно улыбаясь.

– А уж я-то как рад. Ты себе и представить не можешь.

Глеб ощупал ребра. Болеть-то они болели, но как-то приглушенно, точно через слой ваты. Небось, было в капельничке что-то, кроме глюкозы.

Кира ждала. Чего?

Волосы у нее светлые, волнистые. Лицо круглое, с пухлыми щечками и вздернутым носиком. Верхняя губа наплывает на нижнюю, а на мягком подбородке уже наметилась складочка.

Но пока девочка была хороша.

Куколка, а не девочка.

– Кира...

Встрепенулась и вытянулась.

– ...тебе, наверное, есть чем заняться...

Убитые. Раненые. Просто растерянные и не понимающие, что происходит. Все люди и всё сделанное было сделано для них. Только они вряд ли бы согласились с утверждением.

Но войны без потерь не бывает. И дверь, открытая Самантой Морган, лишь подтверждение тому. Она убила миллионы, а Глеб косвенно виновен в смерти девятнадцати человек. Так почему эти девятнадцать вдруг выползли из закоулков памяти в самый неподходящий момент?

Смотрят на Глеба наивными глазами Киры.

Глеб протянул руку - мышцы тугие, точно деревянные - и Кира доверчиво вложила ладошку в его ладонь. Пальцы у нее теплые, колечками унизанные. А часы чересчур велики, свисают. Может, отцовские? Или жениха? Мало ли кто у девочки потерялся. Не следует на нее злиться. Следует радоваться, что она есть, теплая и живая.