Адаптация

– Нет, - спокойно ответил он, поворачиваясь ко мне и удобно устраиваясь на рюкзаке, ко-

торый использовал в качестве сидения.

– Не спорь! Я как умирающая должна сказать сво последнее слово, а ты должен слушать

и кивать. И ещ должен мне вс простить. Не спорь!

Парфен поскрипел зубами, но резко кивнул.

– Прости меня за то, что я тебя обидела. Я не хотела.

Он молчал, только сложил руки на груди. Отгораживается. От умирающего человека от-

гораживается - как некрасиво!

Ну что за упрямство такое – и так не вовремя!

– Я умираю, между прочим, – сочла необходимым я напомнить.

– С чего ты взяла?

– У меня останавливается… дыхание останавливается. И я чувствую, как горит моя кровь.

Попробуй только поспорить. Откуда тебе знать, как умирают земляне?

Он посопел.

– Правда, неоткуда, - вынуждено согласился, в конце концов.

– Вот! Посмотри на меня… Вот так, прямо в глаза. Я серьзно, Парфен, ты должен меня

простить.

Он некоторое время пристально смотрел, как будто прикидывая, что проще – простить

или до конца дней своих ходить надутым, как мышь на крупу. Его губы выглядели такими

мягкими, что хотелось провести по ним пальцем, однако рука не поднималась, и приходилось

ограничиться одними фантазиями.

– Хорошо, я тебя простил, - сдался он, отводя взгляд. – Забудем.

– И ты обещаешь дать мне второй шанс.

Ой, он, кажется возмущен. Или в бешенстве. Одно из двух. Надо бы поостеречься, но ког-

да еще выпадет такой случай, чтобы я умирала и мне невозможно было отказать в последней

просьбе?

– Ты обещаешь дать мне второй шанс… если я выживу?

Голос так красиво прозвучал – слабый, прерывистый. Я молодец.

– Ты не умираешь, - сквозь зубы процедил он.

– А вдруг? Откуда ты знаешь? Я же землянка. Неужели ты откажешь мне в последней

просьбе? Без этого я не могу умереть спокойно, моя душа не на месте.

Попробуй только отказать!

Парфен еще некоторое время смотрел на меня, потом его губы дрогнули и он улыбнулся.

Расцепил руки, протянул ко мне и крепко сжал мои пальцы. Хорошо бы ещ перчатки снял, а

то вроде поддержка, но какая-то отстраненная. И я до сих пор не знаю, каков он на ощупь.

– Хорошо. Я обещаю, что дам тебе второй шанс, если… ты не умрешь.

Звучит многозначительно. Будь это кто другой, я заподозрила бы угрозу. Но он же иде-

ален, он не станет меня убивать. По крайней мере, из-за такой мелочи... По крайне мере, наде-

юсь.

И когда он улыбается, на него куда приятнее смотреть, чем на хмурого. Хотя, когда он уп-

рямо сжимает губы - тоже приятно. Однако сказать этого всего я не смогла, пусть и момент

вполне подходящий. Просто сил не осталось, только и хватило, чтобы выдавить:

– Спасибо.

И мне действительно стало легче, когда он меня простил, не знаю уж, почему.

Теперь можно и снова… в забытье.

В следующий раз я очнулась уже утром. Вернее, я так думаю, что это утро. Прохладно,

сыро, Парфен спит рядом в свом мешке, я накрыта своим. Он спит спиной ко мне, но, судя по

дыханию, спит глубоко и от моих шевелений не просыпается. А я себя чувствую просто от-

лично!

Рядом, на аккуратно свернутой футболке лежал шприц – толстая колба, втиснутая в по-

хожее на пистолет устройство. Почти пустая, на дне размазана серебристая жидкость. Вол-

шебная вакцина.

А если встать на ноги? Осторожнее только!

Немного шатает, но вс равно порядок. Можно рискнуть и сходить в туалет без риска за-

путаться ногами в траве и шлепнуться на землю. Еще бы умыться…

Вакцина действительно поставила меня на ноги. Через несколько минут я двигалась так,

будто не собиралась вечером на тот свет. Ну не то чтобы я собиралась… Но создание-то те-

ряла! Целых два раза. Умыться, однако, не удалось, и кожа противно чесалась. Когда я верну-

лась в лагерь, Парфен вс еще спал.

Я ликовала. Он дал мне шанс! У меня получилось! Вот теперь у него точно нет выхода,

только на мне жениться.

Я пожевала пасты, выпила воды. Он вс еще спал. В лагере кисейцев все просыпались ра-

но. Неужели он так устал ночью, что теперь не может проснуться? А почему устал? Хорошо

бы потому, что следил за течением моей болезни, вс ли идет, как нужно. Я даже не помню

укола, значит, мне действительно было плохо. И еще он отдал свои росинки… за вакцину.

Нужно ему их вернуть.

Вероятно, мой тяжкий вздох его и разбудил. Он раскрыл глаза и некоторое время смотрел

на меня в упор, сначала – будто не видел, потом – будто не узнавал. Потом его глаза потепле-

ли.

– Доброе утро, Айка.

– Доброе утро.

Не знаю, что сейчас должно случиться, чтобы я перестала улыбаться.

Он вдруг выдохнул, кажется с облегчением.

– Я в порядке.

Он перевернулся, поднял руку и машинально потр лоб.

– Хорошо. Под утро я уже начал бояться… что придется нарушить сво слово.

– Какое?

Парфен слабо улыбнулся.

– То самое. Вода есть?

– Да.

– Давай, моя закончилась.

Когда он совсем уже проснулся и мы были готовы выходить на дальнейшие поиски, я от-

крыла рюкзак и выгребла все свои росинки. Ну, кроме тех двух из кармана, но одна из них –

подарок на память, а вторая - талисман, так что имею полное право их оставить. Росинок в ла-

дони оказалось не так уж много. Жалко, набралась всего горсточка, он отдал Чипку больше,

но хоть какое-то начало. Я подошла к Парфену и протянула росинки.

– Спасибо, что спас меня вчера.

– Ты бы не умерла, только болела бы долго, - запротестовал он, не замечая подношения.

– Вс равно спасибо. Я верну тебе все потраченные росинки, обещаю, а пока возьми эти.