Адаптация

гося в коридоре обслуживающего персонала, где моя комната.

Нас с Мизо поселили вместе, но думаю, она поняла, что мне хочется побыть одной, по-

тому что следом не пошла.

На Земле я, вероятно, напилась бы в стельку, да и пустилась бы во все тяжкие. Но здесь

мне просто хотелось остаться одной. А может, дело вовсе не в месте нахождения, а в причине.

Не могу представить, чтобы я расстраивалась ради кого-то из своих парней, хотя парочку из

них как мне кажется, я почти любила.

Почти.

Тут вс по-другому.

И – расстраивалась? Не знаю, как это состояние называется, но от обычного расстройства

оно отличается так же сильно, как хижина одинокого отшельника отличается от мегаполиса,

раскинувшегося на десятки километров.

И как хорошо, что где-то есть родители, а значит, проблема возвращения, на которой сле-

дует в данный момент сосредоточиться, чтобы больше ни о чм другом не думать.

Разумом я понимала, что вс временно, даже страдания, что я не первая и не последняя,

что есть люди, которым было намного хуже, которые пережили такие трагедии, что я отды-

хаю. Когда мужья уходили на войну и не возвращались, когда родственники выходили из до-

му на пять минут и погибали. Да, многим было реально хуже, но сейчас мне на это плевать.

Состояние, в которое я впала, было каким-то странноватым. Как своеобразная кома – об-

легченный вариант. Я не плакала, не смеялась, не застыла на месте. Глаза моргали, до меня

доносились какие-то звуки, вполне обычные, но они были неважными и поэтому оставались

фоном. Сейчас как-то не было ничего важного.

Единственной мыслью оставалась необходимость переждать, перетерпеть некоторое вре-

мя, а потом что-нибудь будет. Что-нибудь, отличное от текущего состояния. Никакого.

Мама. Будет мама, к которой я вс равно доберусь и тогда смогу обнять е и забыть обо

всех обидах. Как в детстве, когда трагедией было даже то, что мне сломали любимую заколку.

Так и тут – ну сломали… что-то, но жить буду. Со временем забудется. Порыдать, да, воз-

можно, придется, но только когда е обниму, ни секундой раньше!

Как-то быстро вс произошло, и встреча с идеальным инопланетянином, и зарождение че-

го-то большого, неуловимо прекрасного, и своеобразное расставание. Теперь как будто голову

сверлит мерзкий голос дворовой сплетницы, зудящий: «А я говорила, что он тебе не по зу-

бам». Да, говорила, и я с самого начала была с ней полностью согласна.

А самое поганое – вс это не поможет, вскоре до меня дойдт, вскоре я осознаю происхо-

дящее до конца, выпью до дна, и тогда уже не смогу отгораживаться. Тогда я даже не знаю,

что произойдт.

Не знаю, сколько времени я сидела в кресле, просто дрейфуя в океане пустоты, без цели и

усилий, но первым раздражителем, пробившем скорлупу, оказался грохот в дверь. Открывать

не хотелось, но стук продолжался.

Просто свинство! Что за сервис такой некачественный? Почему в королевском дворце

кто-то позволяет себе помешать гостям уединиться в мировой скорби?

Тоже мне, гудронская элита…

Стук, вернее, грохот не прекращался и я, в конце концов, поднялась и открыла дверь.

– Почему так долго? – возмутился Алой, чь лицо во всей своей сердитой красе было пер-

вым, что довелось увидеть в коридоре.

За дверью толпились кисейцы, все, кроме Пепла. Ну, и кроме счастливого жениха, естес-

твенно. Пока я придумывала, что бы им такого сказать, чтобы они поняла – я не в настроении

составлять кому-либо компанию, и отвязались, как они зашли и без приглашения расположи-

лись кто где.

Оставалось только уйти на балкон, сесть в кресло и уставиться на расстилающийся внизу

парк. Пусть они уйдут. Пожалуйста, пусть они уйдут без всяких разборок. Больше мне ничего

не нужно.

Разве что одиночество, покой и снотворное, именно в такой последовательности.

Да, моя жизнь складывается отвратительно. Но незваные свидетели твоего горя – это ещ

хуже.

Кресло, однако, стояло так, что краем глаза я вс равно их видела.

Белок сел в центре комнаты, на мягкий пуфик, остальные его окружили и загомонили, не-

милосердно друг друга перебивая. Уходить они явно никуда не спешили.

– Айка, иди сюда, – приказал Белок, перекрывая остальных повышенным тоном.

– Почему бы вам просто не оставить меня в покое?

– Сейчас не до истерик!

– Идите… в пень!

– Иди сюда, пока по-доброму прошу.

Вс, они мне надоели. Сейчас возьму и пойду… погулять. В парке очень хорошо должно

быть – и ни одной ненавистной рожи, все или тут сидят, у меня в комнате, или празднуют в

парадном зале.

Однако когда я проходила мимо кисейцев, в комнату зашли Пепел и Яста, которая оста-

новила меня на полдороге, осторожно взяла за руку и усадила на диван. С ней я ругаться не

хотела, не знаю, почему. Она мне нравилась. В принципе, они все мне нравились. Но Ясту я

уже почти любила и не могла нагрубить только оттого, что других слов во мне сейчас нет, по-

этому просто села и стала молчать.

Не сразу я услышала, что речь о Парфене и проблеме - что теперь делать?

Я даже побелела от злости.

– Зачем вы сюда пришли?

И вроде голос не повышала, даже скорее шипела, но они замолчали.

– Как зачем? – Алой возмутился первым, потом обернулся к остальным. – Вы видите? Ви-

дите, что она вытворяет?

– Что я вытворяю? – вот теперь в голосе истерика, а пальцы так сцепились, что хрустнули.

– Ты не хочешь ему помочь выйти из сложной ситуации?

– Какой сложной ситуации?

– Из помолвки?

Я чуть не подскочила, но вовремя вспомнила, как меня могут подставить собственные но-