Адептка второго плана

Я потеряла счет времени, в отличие от Вильды, которая бдела. Призрачная, под прикрытием моих волос, холодком просочилась по спине и прошептала в самое ухо:

– Вы уже три минуты друг на друга таращитесь. А он, между прочим, хоть и стойкий, но все же живой. Раз спасаешь, делай это до конца.

И я опомнилась. Подорвалась. Выдернула руку и, вскочив, огляделась. Увидела, как к площади подъезжает карета лекарской помощи, и кинулась к ней, чтобы привести целителя к Диру. Тот отчего-то переменился и сейчас был мрачнее тучи.

Маг жизни же, просканировав тело Нидоуза, прямо на площади снял с Дира мундир, затем рубашку – ткань, пропитанная кровью, отлипала с хлюпающим звуком, будто не хотела отпускать. Я закусила губу, увидев, что скрывалось под ней.

Тело инистого было изрезано шрамами и ожогами – старыми, белесыми, и свежими, еще алыми. А еще странными, напоминавшими печати, рисунками. И их пересекала свежая рана: глубокая, рваная. Она прошлась по ребрам, оставив после себя темные подтеки. От одного взгляда на нее в горле встал ком.

– Держался до последнего, да? – пробормотал целитель, прикладывая к ране тряпицу, которую наскоро пропитал зельем, что достал из своего саквояжа.

Инистый даже не дрогнул. Только сжал кулаки, и я увидела, как напряглись мышцы на мужской спине, испещренной теми самыми следами, которые остаются только у тех, кто слишком часто стоит на грани.

Но, когда целитель наложил заклинание, заставив плоть срастаться, Дир наконец резко вдохнул и его пальцы впились в ткань снятого мундира так, что костяшки побелели.

Я не выдержала. Шагнула ближе – и прикоснулась.

Просто положила ладонь ему на плечо.

Инистый вздрогнул, повернул голову и посмотрел на меня так, будто не понимал, зачем я это сделала. Будто никто раньше не пытался просто быть рядом, когда ему было больно.

Целитель меж тем достал из саквояжа бинты и зафиксировал повязку, напоследок произнеся:

– Берегите себя и в ближайшее время покажитесь лекарю. У вас не до конца зажили старые раны, а вы уже обзавелись новыми…

– Непременно, будьте спокойны, – заверил инистый, благодарно кивнув целителю.

А пока я смотрела тому вслед, один ушлый магистр… протянул руку к моей сумке, из горловины которой, как оказалось, торчала та самая склянка со снотворным, и со словами:

– А это чтобы мне сегодня спалось спокойнее… – нагло достал мое сонное зелье!

– Эй! Это мое! – потрясенно выдохнула я в абсолютной уверенности: пить этот эликсир Дир не намерен.

Потому как в голове молниеносно сложился пазл: вот я вся поспешная такая, беру – и убегаю. А Нидоуз и сумка остаются. И что видит он? Правильно, рецидив. Ведь хоть я и заверяла мага, что не сумасшедшая, но… все безумные так делают!

А в версии инистого налицо минимум одна явная попытка уйти из этого мира – прыгнуть с крыши. А теперь и вторая – сонное зелье. Зачем молодой и в принципе здоровой девушке столь сильнодействующее? Хотя… стоп, откуда вообще Дир догадался, что это? На этикетке ведь только название «Эликсир Сороса». Даже без указания, на что тот действует!

Если только… один магистр вчера в библиотеке не поднял с пола мою бумажку с названием.

– Точно твое? – меж тем вкрадчиво уточнил Дир.

– Уже ваше, – поджав губы с досадой, отозвалась я, перейдя на официальный тон.

Тот магу явно не понравился, но он смолчал и, запихнув склянку в карман брюк, молча натянул на себя рубашку и мундир, а потом вздумал подняться. Я, несмотря на досаду, поспешила ему помочь.

Нидоуз хотел было отмахнуться, но я фыркнула:

– Еще чего! Я потом всем буду говорить, что протянула самому лорду Нидоузу руку помощи и помогла встать на ноги…

– Адептка Бросвир, вы пользуетесь моим положением, – в тон отозвался инистый.

– Еще как! – не стала отрицать и закинула руку инистого себе на плечо со словами: – А еще я намерена проводить одного мужчину до его дома.

– Ким! – не выдержало такого официоза раненое (не только в бок, но и, похоже, в мужскую гордость) лордейшество.

– Что – Ким? Если помогать – то до конца.

– Чтоб никто не смог уйти безнаказанным от твоей добродетели? – иронично уточнил Дир.

– Ну хотя бы ухромать или уползти… – поддакнула я.

Так мы и добрались до края площади. А оттуда – и на улицу, где спустя какое-то время все же удалось поймать извозчика. И тут случилось оно. Противоречие.

Потому как Дир отчаянно протестовал против такого попрания этикета: чтобы девушка провожала мужчину до дома. Я же ярилась от пренебрежения здравым смыслом во имя мужской гордости. Вдруг в дороге откроется рана?!

Вильда, не иначе для соблюдения нейтралитета, тихо-тихо ворчала о том, что об лбы некоторых только камни разбивать. И вообще, девице стоять на своем неудобно и больно. Я бабулю не слушала и по итогу победила, ввинтившись в пролетный экипаж сразу же за инистым.

Дир, который, видимо, все же надеялся удра… уехать в гордом одиночестве, увидев меня сидящей напротив в карете, вздохнул. Похоже, смирился, что просто не будет. Но он сам виноват. Не нужно было портить мое самоубийство. Пусть то я даже и не замышляла.

В ответ я растянула губы в улыбке. Правда, та была скорее не от радости, а следствием отработанного навыка умело игнорировать творящийся вокруг капец.

– Ты всегда гнешь свою линию? – не выдержав такого энтузиазма с моей стороны, поинтересовался Дир.

– Ну, это неплохой способ вправить мозги некоторым… – пожала я плечами, как ни в чем не бывало, и выглянула в окно.

Адрес, который назвал извозчику до этого инистый, мне ни о чем не говорил, так что с интересом рассматривала улицы, прикидывая, как придется добираться обратно. Нанимать до академии кэб мне не позволяла моя нынешняя финансовая диета. К тому же прогулки на свежем воздухе оздоравливают и тело, и кошелек, так что выбор очевиден.

Так что я запоминала: названия вывесок, число поворотов, дома… И заметила: как только мы проехали пару кварталов, людская суета сменилась осенней пестротой. Столица продолжала жить, невзирая на то, что недавно произошло: горожане спешили по своим делам, не подозревая ни о чем. Да, скоро они узнают, но пока мальчишки, что стояли на углах улиц, размахивая новостными листками, кричали о совершенно других «сенсациях».

Карета свернула на широкий проспект, и в окно хлынул поток света – ослепительный, почти белый. Деревья, яркие, пестрые, сквозистые, отбрасывали на мостовую резкие тени. Улицы не ставили царившую на них суету на паузу, несмотря ни на что: торговцы заманивали покупателей, ребятня гоняла по улице деревянный обруч, какая-то дама в бархатной шляпке сердито одергивала служанку. Обычная жизнь.