Адмирал Империи 34

С этими словами Агриппина Ивановна шумно плюхнулась обратно на свое место. Ее темпераментную речь тут же шумно и одобрительно поддержали все без исключения адмиралы Северного космофлота.

— Будем честны друг с другом, — продолжала Агриппина, не сводя холодного изучающего взгляда со своих собратьев по оружию. — Конечно же, все наши дивизии полностью укомплектованы и готовы в любую секунду вступить в бой с врагом. Никто из нас не сомневается в мужестве и профессионализме наших кораблей и экипажей. Но я уверена, что никто здесь и пальцем не пошевелит, дабы выручить из беды бездарного Юзефовича.

Она выразительно обвела присутствующих тяжелым многозначительным взглядом, в упор рассматривая каждого из коллег, будто бы призывая их к откровенности. Агриппина Ивановна иронично приподняла одну бровь, всем своим видом показывая, что прекрасно понимает мотивы собравшейся публики. Зал вновь одобрительно загудел, выражая полную солидарность с прозвучавшими доводами умной и смелой женщины-адмирала.

— Сейчас мы все в одной лодке! — неожиданно взвился Птолемей, с шумом вскочив со своего места. — Как бы вы заговорили, если бы сами, не дай Бог, оказались на месте командующего Балтийским космофлотом? Небось, сразу сменили бы тон, начав истошно вопить о немедленной выручке. Подумать только, еще сутки тому назад каждый из вас бился в падучей, требуя немедленно передать именно ему почетное право возглавить наш авангард. А теперь дружно поджали хвост и делаете вид, что вас это совершенно не касается…

Первый министр в сердцах грохнул кулаком по столу. К удивлению Птолемея, его до крайности разгневанная и не терпящая возражений тирада не произвела должного впечатления на большинство присутствующих. Адмиралы, конечно, притихли и, казалось, немного поубавили свой гонор, однако на их лицах по-прежнему читалось скрытое упрямство и нежелание подчиняться приказу.

— Но возглавил-то авангард по итогу именно Карл Карлович Юзефович, — подал вдруг голос Никита Львович Трубецкой, — а не мы. С чего бы это?

Теперь уже замолчал Птолемей.

— Соглашусь с Агриппиной Ивановной и повторю, лично я готов сражаться с узурпатором Самсоновым до последнего вздоха, как готовы это сделать все собравшиеся здесь. Разве я говорю неправду, господа? — с пафосом вопросил Никита Львович, обводя тяжелым многозначительным взглядом присутствующих.

В его низком баритоне явственно ощущались нотки горделивого превосходства и непоколебимой уверенности в собственной правоте. Холодные голубые глаза Трубецкого буквально источали высокомерие, бросая дерзкий вызов всем, кто посмел бы усомниться в его громких заявлениях. Казалось, он не сомневался, что остальные адмиралы безоговорочно присоединятся к его точке зрения, признав его духовным лидером и главным поборником сопротивления гнету мятежного Самсонова.

Надо сказать, прогноз князя полностью оправдался. Все присутствующие флотоводцы дружно и с энтузиазмом закивали, соглашаясь со словами своего решительного товарища. Создавалось впечатление, что каждый из этих действительно был готов идти до конца и, не щадя живота своего, биться с ненавистным узурпатором, посягнувшим на устои Российской Империи.

— Но выручать Юзефовича никто из нас не полетит, господин первый министр, — закончил свою пламенную речь князь Трубецкой, со значением посмотрев прямо в глаза Птолемею. Затем, не говоря больше ни слова, гордо выпрямился во весь свой немалый рост и с чувством выполненного долга заседал обратно в кресло. Он все сказал и показал, что считал нужным, ясно дав понять, что отступать от своей позиции не намерен.

И снова потянулись долгие секунды напряженного ожидания, когда каждый из присутствующих гадал, что же ответит ему первый министр.

— Ладно, — с нарочитым безразличием произнес первый министр, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более хладнокровно и властно. — Закроем эту тему, господа адмиралы. Я понял, что дальше продолжать столь бесплодный разговор смысла не имеет. — Раз никто из вас не соизволить прийти на выручку Юзефовичу, то сделаем по-другому. Отправим на прорыв блокады одну из дивизий императорского резерва, которыми я лично руковожу. Дополнительно эту ударную эскадру усилят любые не занятые в ваших соединениях гарнизонные группы. Полагаю, этих объединенных сил будет вполне достаточно, чтобы снять осаду и позволить остаткам нашего многострадального авангарда организованно отступить в тыл, — уже более спокойным тоном добавил первый министр.

— Согласно последним донесениям, у адмирала Юзефовича в строю находится еще около пятидесяти с лишним вымпелов. Тогда как осаждающей его эскадры Красовского наберется едва ли пятьдесят. Стало быть, численный перевес вновь на нашей стороне, — уверенно кивнул великий князь Михаил с видом опытного стратега.

Птолемей с сомнением покачал головой, скептически прищурившись:

— Подобный перевес имелся у Юзефовича еще в начале операции, и мы все прекрасно помним, к чему это привело. Боюсь, что с тех пор наши шансы отнюдь не улучшились. Ведь не сомневаюсь, что Самсонов уже успел подкрепить эскадру Красовского свежими силами. Даю голову на отсечение, сейчас там собралась весьма грозная армада…

Первый министр задумчиво пригладил подбородок, прикидывая что-то в уме. Положение и впрямь выходило донельзя щекотливым. Пожалуй, затевать сейчас масштабное контрнаступление было бы опрометчиво и чревато новым тяжелым поражением. Но и сидеть сложа руки, обрекая попавший в беду авангард на верную гибель, Птолемей Граус тоже не мог себе позволить. Ведь полное уничтожение либо позорный плен соединений Юзефовича нанес бы сокрушительный удар по боевому духу и престижу всей Союзной Эскадры, что было бы чревато в свете только начинающегося гражданского противостояния.

Как ни крути, а посылать выручать попавших в передрягу «балтийцев» следовало хоть кого-то. Самой очевидной на эту роль выглядела обозначенная первым министром 34-ая «резервная» дивизия, собранная из номерных дредноутов и в данный момент служившая в его эскадре подразделением оперативной поддержки. Укомплектованное по большей части добротными линкорами и крейсерами новейшей постройки, это соединение считалась одной из самых боеспособных. Жаль только, состояла она всего лишь из двадцати пяти вымпелов, не так уж и много для решения столь масштабной задачи…

Однако ничего другого Птолемей придумать не смог. Или не захотел. Уж слишком он устал от всей этой бесконечной грызни и амбициозных закидонов своих нерадивых подчиненных, только и норовивших спихнуть ответственность друг на друга. Поэтому, стремясь поскорее свернуть неприятный разговор, первый министр в конце концов нехотя махнул рукой:

— Ладно, черт с ними, решено. 34-ую немедленно бросаем на прорыв, пусть вытаскивают этого болвана Юзефовича из той задницы, в которую он сам себя засунул. А уж там — будь что будет…

Первый министр облокотившись на подлокотники, поднялся со своего кресла, всем своим видом показывая, что дискуссия окончена. И никакие возражения или уговоры отныне не принимаются. На том военный совет и закончился — не сказать, чтобы в атмосфере единодушия и оптимизма, но хотя бы с принятием окончательного, пусть и не слишком удовлетворившего всех решения.

Согласно ему, не мешкая ни минуты, 34-ая «резервная» дивизия в составе своих двадцати пяти кораблей, большую часть из которых составляли новейшие номерные линкоры и крейсера, тут же покинула общее построение основных сил Союзного флота. И на всех парах поспешила на помощь терпящей бедствие эскадре злосчастного Юзефовича.