Адриан. Золотой полдень

Сидел недолго. К нему вдруг повалили просители. Ни с того ни с сего явился обиженный Адрианом откупщик, бросился в ноги, умолял походатайствовать перед императором, чтобы ему возвратили откуп. За богатым подарком дело не станет, заверил он и неожиданно подмигнул префекту. Ларций не смог удержаться от смеха, так со смехом и прогнал откупщика.

К полудню на соседние виллы стали возвращаться прежние обитатели. В парке, на дорожках парка, даже в устроенном Адрианом лабиринте стало непривычно шумно.

После полудня Ларция вызвали к императору.

Спешно! Принесший известие преторианец посоветовал поторопиться с визитом, «иначе все лучшие места расхватают».

Ларций кивнул, приказал Таупате не лениться, быстро принести все необходимое. Поинтересовался, вычищена ли парадная кираса? Таупата, негодяй, посмел в присутствии преторианца вскинуть руку вверх и нарочито зычно гаркнуть — так точно, господин! Кираса блестит, как новая серебряная монета. Преторианец не удержался и прыснул в кулак. Возмущенный Ларций укорил гвардейца, а заодно и собственного раба — дураки! Серебряная монета уже давно не блестит, даже новенькая. Там и серебра-то кот наплакал. Так переживая и поторапливая раба, он нарядился во все новенькое. Все это время страх, разбуженный Квиетом, сжимал сердце.

Увидев императора, префект изумился и возрадовался — перед ним восседал прежний Траян, вполне свежий, похудевший. Старая развалина (так, кажется, назвал его верный соратник, участник всех его походов) был энергичен, подвижен. Спала нездоровая полнота. Разве что в глазах стыла накопившаяся за эти десятилетия усталость и некоторая проницательная отрешенность, которая посещает человека в преддверии чего-то важного и неизбежного.

В зале собрались все члены военного совета, за исключением Квиета. Цельз и вновь приехавший Пальма — моложавый, с большой родинкой на щеке, — держались особняком. Сторонников у них теперь заметно поубавилось. Большинство членов претория отчетливо сдвинулось к центру, оставляя заметный промежуток между ними и приверженцами «замшелых пней». Некоторые откровенно льнули к Адриану.

Даже Ликорма.

Турбон, усмиривший евреев, чувствовал себя победителем. Глянув на его зверское лицо, Лонг невольно усмехнулся — если он все эти годы наступал на пятки Квиету, Турбон с той же неукротимостью подгонял его.

Молодой претор Квинт Марций Турбон был высок, строен, но жутко некрасив. Правда, и безобразным его не назовешь, скорее дерзким. Губы у него были толстоваты, во время разговора он к тому же специально выпячивал их. Волосы на голове короткие и свивались в густые, не поддающиеся расчесыванию пряди, как, впрочем, у всех далматинцев.

Император встретил Лонга с распростертыми объятьями. Поднялся с кресла, направился к нему

— А — а, вот и наш посланец. Давай выкладывай, что там у арабов?

Лонг подробно рассказал о встрече, в конце, как о каком-то несущественном пустяке упомянул о желании одного из шейхов получить в подарок римскую гражданку. По его мнению, это было явно неприемлемое для римской чести условие, разве что варвар возьмет римскую гражданку в жены? В ответ Адриан бесцеремонно рассмеялся и заявил, что если вся трудность в таком пустяке, будет ему знатная женщина. Красавица, золотистые кудри, гибкий стан, высокая грудь — Адриан жестом продемонстрировал размеры бюста будущей жертвы. Варвар будет в восторге.

Император подозрительно глянул на племянника, тот мгновенно посерьезнел, принялся уверять, что выполнение этого условия не принесет никакого ущерба римской чести. У него на примете есть подобная «патрицианка», она вполне способна сыграть эту роль. Она сумеет, добавил наместник Сирии.

Затем приступили к обсуждению наступления на Гатру.

Предложений, как выманить варваров в поле, было много. Все вдруг загорячились, начали пылать инициативами. Кто-то посоветовал известить враждебные племена, что в скором времени из Антиохии в сторону Вавилона отправится караван с войсковой казной, предназначенной для выплаты жалования легионерам. Кочевники вряд ли упустят такую лакомую добычу, тут их можно и разгромить. Кто-то из приписанных к штабу трибунов возмутился — к чему эти недостойные римской доблести уловки? Следует немедленно, все наличной силой обрушиться на Гатру, тогда арабы волей неволей вынуждены будут принять бой. По сведениям разведки, сейчас их в крепости столько, что всех не прокормишь. Они обязательно попытаются прорваться.

Присутствовавший на претории грек, любимчик Адриана, командовавший отрядом фессалийской конницы, совсем в духе своего покровителя высмеял эти бредовые задумки, объяснив, что с помощью такого дешевого трюка, как караван с войсковой казной, арабов не проведешь. В отношении других предложений, он высказался в том смысле, что если всей силой навалиться на крепость, зачем надо было начинать хитроумнейшую комбинацию с арабами? Зачем посылать «в пасть льву нашего храброго Лонга»? Римская доблесть всегда славилась остротой мысли и гибельными для врага уловками. Если мы ударим по Гатре в лоб, мало того, что враждебные бедуины обложат нас со всех сторон, — те, кто сегодня прикидывается нашими друзьями, завтра вполне могут переметнуться на вражескую сторону. Действовать следует иначе — задеть варваров за живое, стравить их между собой, поставить в такие условия, чтобы ни у кого и мысли не было о возможности примирения. Одним словом, пусть страсти возобладают над разумом.

— Как этого добиться? — заинтересовался император.

На этот вопрос ответил Адриан. По — видимому, он и его сторонники уже обсудили эту задумку в своем кругу.

Наместник пригласил императора и Лонга к окну. Когда те приблизились, Адриан указал на Снежного и, обращаясь к префекту, спросил.

— Лонг, как ты поступишь, если украдут твоего коня? Будешь искать? Бросишься в погоню?

— Конечно! — воскликнул префект.

— Вот так и надо действовать! Правда, — добавил наместник, — при том засилье в Сирии и в приграничных провинциях сторонников Хосроя никакие привычные меры сохранения тайны не дадут результат. То есть на какое-то время нам удастся обмануть их, но скрыть цель передвижения войск и, главное, конницы в пределах всего театра военных действий невозможно. Как только они поймут, что мы отрезаем их от источников воды и пастбищ, арабы сразу смекнут, что дело нечисто. Важнейшая задача — убедить неприятеля, что мы отводим коннице вспомогательную роль сопровождения пехоты и отражения наскоков летучих арабов. Мы должны заставить врага поверить, что римляне, желая проявить доблесть, — он благожелательно кивнул в сторону трибуна, внесшего это предложение, — первым делом ударят по Гатре.

— Другими словами, — перебил племянника Траян, — ты предлагаешь повторить нашу ошибку двухлетней давности, когда мы вступили в Месопотамию?

— Да, август.

Лонг слушал наместника в пол — уха. Странно, но он заранее уверился, что ничего хорошего от этого претория ему ждать не приходится. Тем более, если план операции разработал Публий.

И как в воду смотрел.

Завершая, Адриан заявил.

— Спора нет, легионную конницу и вспомогательные конные отряды необходимо свести в несколько крупных соединений — без этого невозможно разгромить противника, однако успеха можно добиться только в том случае, если мы отважимся на неординарное, неожиданное для неприятеля решение. Только так мы сможем скрыть смысл сведения конницы в несколько крупных ударных отрядов, сосредоточения ее по началом одного человека.

— Что ты предлагаешь? — спросил император.

— Командующим отдельным корпусом должен быть назначен незначительный по чину командир.

Услышав это предложение, сердце у Лонга дрогнуло. Опыт подсказал, что без него и на этот раз не обойдутся.

Между тем Адриан продолжал втолковывать императору.

— …врагу следует дать понять, что в предстоящей кампании от конницы многого не ждут. В отличие от энергичного Лузия, проявившего себя в Египте Турбона, новый командующий должен вести себя пассивно, поменьше бывать в доверенных ему войсках, из Антиохии не высовываться. Выполнение приказа он должен перепоручить своему заместителю.

Траян прервал племянника.

— Кого предлагаешь? Говори прямо.

— Август, кто, кроме префекта Лонга, имеет достаточно высокий авторитет и невысокий чин, чтобы сыграть эту роль. В заместители ему я предлагаю Катилия Сев'eра. Для большей убедительности желательно пока повременить с утверждением Лонга в сенаторском достоинстве.

Это заявление окончательно сразило Лонга. Мало того, что наместник Сирии назвал его «незначительным командиром», так молокосос еще и загорелся желанием покорить Индию? Ему срочно понадобился триумф, наименование Парфянский или Индийский? Он жить не может без Индии? Там, как утверждают знатоки, бесчисленное количество безупречно красивых вещей, ему будет на что полюбоваться. К тому же в подручные ему опять подсовывают дружка Адриана Катилия Сев'eра! Неужели он сам не в состоянии подготовить конницу к войне?!