Адриана. Наказание любовью

— Забирайте добро и оставьте меня! — предложил я не надеясь на положительное стечение обстоятельств.

Руки у меня были связаны за спиной. Боль от туго завязанных веревок отдавала в плечи. Один из бандитов склонился и взял меня за подбородок. Я заметил на его шее татуировку в форме треугольника.

— Сдается мне, это как раз то, что мы искали, Мил! — обрадовался бандит, лицо у него было все было в розоватых ямках. — Это девчонка. Я так и знал что девчонка!

Теперь я понял, что мои припасы и деньги их не интересовали.

— Девчонка? — презрительно плюнул его косоглазый и толстый товарищ. Кажется он жевал табак. — Какие в время пошли девочка, а скачет на коне как парень. Уверен, Дик, что девчонка?

Я старался не показывать им своего страха.

— Вы ошибаетесь!

— Давай проверим, — предложил рябой Дик и принялся щупать мою грудь. Я зубами вцепился ему в руку и почувствовал солоновато-горький вкус крови.

Он заорал и двинул мне по морде. Еще никто и никогда не бил меня так по морде! Я повалился на бок, в ушах зазвенело, лицо на время онемело, а потом заныла от боли скула.

— Убью, сучка! — завопил рябой и несколько раз пнул меня под дых.

Воздух со звуком вырвался у меня из легких. я валялся в грязи, корчась от боли и надеялся, что они прикончат меня.

— Стой, — остановил его Мил. — Я люблю бедовых.

Они схватили меня и начали раздирать мою одежду.

— Не-е-т, — заорал я так, что сам оглох от своего голоса и рябой снова ударил меня.

Дальше я чувствовал только боль, холод. Моя одежда превратилась в жалкие отрепья. Когда Мил стягивал с меня штаны, я кричал, звал на помощь, плакал и стонал от стыда и боли. Никто не слышал, только ветер завывал между холодных скал. Их отвратительные лица мелькали передо мной. Тот что пониже держал меня. Рябой Дик, расстегнул ширинку и навалился на меня всей своей крупной тушей.

— Ты заплатишь за то, что укусила меня. Расслабься, дура, иначе будет очень больно, — предупредил он.

Было действительно очень больно!

Спустя час, мои насильники устали, проголодались, развели костер и сели изничтожать мой провиант. Я лежал на холодной земле и сотрясался от беззвучных рыданий. Мое тело и лицо облепила грязь. На бедрах остались кровоподтеки. Глаз заплыл от вздувшейся гематомы. Казалось, что у меня болело все, даже волосы.

— Рано или поздно, тебя все равно бы кто нибудь… — утешая то ли свою совесть, то ли себя говорил рябой Дик, поджаривая мясо на костре. — Хочешь кусок?

Я сжал губы и промолчал.

Он подошел ко мне и резким движением натянул мне штаны, но застегивать ширинку и камзол не стал. Протянул кусок мяса на палке к моему рту.

Я отвернулся и почувствовал, как тошнота подступила к горлу. Мне не хотелось есть, а хотел умереть, чтобы прекратить эти истязания и унижение.

— Жаль, хороший кусок! — как-то буднично сказал он, словно предлагал угощение не только что изнасилованной им девушке, а своей родной дочери. — Гордая, глупая, а могла бы и удовольствие получить, если бы не кочевряжась и сама…

Я дернулся из последних сил и плюнул ему в лицо. Плевок получился смачный и грязный. Пусть бьет! Я уже не чувствую боли! Я труп!

— Убейте меня! — твердо сказал и почувствовал дрожь.

— Ну что же, — Дик обтер лицо пятерней и откусил кусок от того мяса, которое только что предлагал мне и вытащил из-за пояса огромный нож.

Я задрожал и зажмурился. Умирать страшно.

— Остынь, — остановил его Мил и накинул на меня конскую попону.

Под ней я провел холодную ночь весеннего месяца цветеня. Попона защищала меня от ветра, но от земли, особенно под утро, все еще шла стужа. Я пытался не сойти с ума, от мыслей и воспоминаний о своем унижении. Смотрел одним не заплывшим от побоев глазом на небосклон и считал бездушные звезды. Они были красивы и холодны, как и вся степь.

“Одна, две три… Бети, мое сокровище, где же ты?… Оскар, Оскар, ты оставил меня!…четыре, пять, шесть…” — мысли путались, от холода сводило губы. Потом я начал проваливаться в болезненную дрему и понял, что возможно это конец! Я замерзал.

***

— Слава духам, ты дышишь, — услышал я восторженный голос. Голос был похож на детский. — Долина духов отпустила тебя обратно. Я боялась, что придется копать яму в промерзшей земле.

Перед глазами возник беленый известью потолок, а потом огромная собачья морда.

— Клык, уйди, — заругалась хозяйка пса и отодвинула рукой огромную собачью морду. Это была девушка небольшого роста её уши торчали из-под косматых рыжих волос, словно два лопуха. — Меня зовут Эй, я отшельница. Не люблю людей, а нас гносов мало. Ты была так слаба, что тебя бросили умирать, побрезговали марать руки твоей кровью.

Она протянула мне глиняную миску с какой-то вонючей жидкостью под нос.

— На выпей, это заглушает боль. О, духи светлые. Пришлось с тобой повозиться. Обмыть, переодеть.

Я посмотрел на себя. На мне была рубаха из конопляной ткани, длинная. Руки и ноги были покрыты синяками. Я притронулся к лицу. Оно опухло, онемело и словно было чужим.

— Это все травки, я обработала кожу и раны особым составом.

Клык нашел тебя среди скал. Клык перенес тебя на своей спине домой. Хороший пес. Большой и сильный пес.

Я в один момент вспомнил все, что со мной произошло и отвернулся к стене.

— Зачем?! — простонал я.

— Духи так решили! Разве я могу спорить с духами? — убеждала меня Эй. — Духи всегда знают кому жить, кому умирать. Пей отвар, он заживляет раны, как физические, так и душевные.

Я сделал несколько глотков и провалился в некоторое подобие сна.

Я поднялся над землей и летал над степями Сендарина, над горами Дарданелии, над Долиной барсов, над бескрайней пустыней с ее безмолвными белыми песками. Я, словно перышко маленькой певчей птички подхваченное прохладным ветром носился по белому свету. Потом резкое падение и я снова лежал в лачуге, пропахшей дымом и собачьей шерстью. Снова наедине с воспоминаниями о том, как двое сильных мужиков овладевали мной по очереди и сильно били меня. Болтливая Эй раздела меня и обтерла тряпкой, я дернулся и понял, что очень слаб и не могу ей сопротивляться.

— Ты вся горишь, дитя большого ящера.

Хотел спросить, почему она так меня назвала, но не хватило на это сил. Она снова подсунула мне под нос миску с отваром и я охотное его принял, не смотря на отвратительный вкус. Хотелось забыться. Руки у Эй были маленькие и шершавые, прикосновения легкие и уверенные.

Я снова провалился в полет.

Придя в себя я ощутил боль. Застонал и нашел взглядом Эй. Она стояла ко мне спиной. Худая маленькая, в причудливом наряде: сшитой из цветных лоскутков юбке, жилетке из меха оленя, надетой поверх связанного из той же собачьей шерсти кофты.