Адвокат по сердечным делам

– Вообще-то существует возможность прекращения дела ввиду примирения с потерпевшим, – осторожно произнесла Дубровская.

– Ну, и что для этого требуется? – встрепенулся он.

– Чтобы человек привлекался к уголовной ответственности впервые. Чтобы преступление было небольшой тяжести. Ну и, наконец, он должен раскаяться и загладить причиненный им вред.

Александр откинулся на спинку кресла. Он был чрезвычайно доволен и не сомневался, что только благодаря его упорству адвокатесса нашла-таки выход из ситуации.

– Я полагаю, что все эти условия, о которых вы сейчас мне сказали, в нашем случае соблюдены. Евгения – не рецидивистка, и с ней подобная оказия приключилась впервые. Ее преступление… тьфу! Мне даже говорить об этом смешно. Какое там преступление! Ведь это же не убийство, в конце концов. Думаю, этот легкомысленный проступок, с учетом ее явки в милицию, может быть прощен.

– А потерпевшая? – спросила Дубровская. – Вы уже заручились ее согласием?

Александр хмыкнул:

– Елизавета Германовна, вы меня удивляете! А зачем же тогда все эти лекарства и конфеты? Надо быть неблагодарной свиньей, чтобы не оценить такую заботу! Если девчонка потребует, мы дадим ей немного денег. Хотелось бы, конечно, знать пределы ее аппетитов… Мы все-таки не миллионеры, – он внимательнее посмотрел на Дубровскую, которая почему-то вовсе не светилась оптимизмом. – А все-таки, почему вы не сказали об этой возможности Евгении? Впрочем, даже мне вы признались не сразу. Вас что-то смущает?

Дубровская пожала плечами.

– Вы должны знать, что подобный исход дела – это все-таки не оправдание, – сказала она. – Примиряясь с потерпевшей, Евгения признает себя виновной, а то, что она пытается загладить нанесенный ею ущерб конфетами и печеньем, еще раз подтверждает ее вину.

– Но это все-таки лучше, чем обвинительный приговор, да еще и с наказанием? – спросил Александр, пытливо вглядываясь в ее лицо.

– Лучше, – не могла не признать Дубровская. – Но хуже, чем оправдание.

– А вы рассчитываете получить оправдание? Не смешите меня, ведь вы мне с самого начала все ясно сказали. Надежд никаких.

– Я не могу пока говорить определенно. Но что-то мне в этом деле не нравится, – начала она. – Быть может…

Но Александр Швец не был расположен к долгим рассуждениям. Своими сомнениями и нытьем его уже досыта накормила собственная жена, потому, получив из уст адвоката обнадеживающую информацию, он решил, что дело, очевидно, в шляпе и пришла пора откланяться. Его ждала работа, и он не мог себе позволить целый день впустую перебирать факты плевого уголовного дела.

– Полностью с вами согласен. Мне в этом деле вообще все не нравится, – заявил он и, взглянув на часы, быстро поднялся. – Однако засиделся я у вас! Хотя не могу сказать, что зря потерял время. Теперь я определил ориентиры. Будем давить на потерпевшую.

– Что вы! – испугалась адвокат. – Не вздумайте. У вас могут быть неприятности.

Швец рассмеялся:

– Да не пугайтесь вы, Елизавета Германовна. Все будет деликатно! Комар носа не подточит. Девчонка останется довольна, как, впрочем, и я, когда весь этот кошмар закончится.

О Евгении он умолчал. Ее мнение в этом вопросе в расчет не принималось…

Глава 12

Разговор состоялся вечером, когда супруги, уложив Василису спать, расположились в гостиной. Александр, по обыкновению, смотрел новости. Евгения за столом правила бумаги. В последнее время они почти не беседовали, разве что по необходимости, да и то отделывались общими фразами, словно у них не было тем для разговора.

– Ну, и как наша больная? – спросил как бы между прочим Александр.

Евгения даже подняла голову. Она была изумлена не тем, что ее муж, оказывается, еще не утратил дара речи, а тем, что он сказал «наша больная». До этого он только и делал, что напоминал супруге о том, что эти неприятности касаются лишь ее лично, и просил не вмешивать его и детей в историю с наездом.

– Я думала, тебя это не интересует, – сказала она.

– Не делай из меня монстра, – заявил он, переключая канал. – Мне всего лишь казалось, что ты уделяешь слишком много внимания всей этой истории и совсем не думаешь о нас.

– Надо же! А я считала, что ты совсем не думаешь обо мне.

– Давай не будем начинать все заново, – сказал он, поморщившись. – Я спросил всего лишь, как чувствует себя девушка. С ней все в порядке?

– Да. Машенька чувствует себя вполне нормально, – пояснила она. – С выпиской задерживаются лишь потому, что у бедняжки еще не полностью восстановилась память, и врачи опасаются выпускать ее из больницы. Ей некуда идти.

– Так пригласи ее пожить к нам, – предложил Александр так запросто, что Евгения едва не поперхнулась. Она, конечно, решила, что супруг над ней издевается.

– Не смешно, – заметила она.

– Я говорю серьезно, – еще больше огорошил ее Александр, выключая телевизор. – Почему бы этой твоей Машеньке не пожить у нас немного?

– Я думала, ты шутишь.

– Ничуть! Ты же сама говоришь, что ей некуда идти. У нас есть гостевая комната, где никто ей не помешает. Надеюсь только, что у нее нет вшей и от нее не несет помойкой.

– Что ты! Машенька – просто красавица! И она очень чистоплотна.

– Тем лучше. Меньше будет с ней хлопот.

Евгения наконец отложила в сторону бумаги и подозрительно уставилась на мужа. С ним определенно было что-то не то. Чего ради он вдруг заинтересовался ее делами и здоровьем потерпевшей, если говорил ей не раз, что это его не касается? Она почувствовала подвох.

– Может, ты все-таки объяснишь, что с тобой происходит? С чего вдруг ты стал таким добрым? Признаться, я уже успела отвыкнуть от того, что ты просто говоришь со мной, а тут – такой интерес к моим делам и столь неожиданное предложение! Ты сбиваешь меня с толку. Говори, в чем тут дело?

Александр немного помялся. Он не собирался признаваться ей так быстро и вообще предпочитал держать свои карты при себе. Но Евгении трудно было отказать в наблюдательности, и он решил, что блефовать дальше не имеет смысла.

– Я сегодня был у Дубровской, – сказал он.

– Та-ак! – протянула Евгения. Похоже, сегодняшний день был полон сюрпризов. – И что же ты там делал?

– Говорил с ней о твоем деле, разумеется!

– И Дубровская посоветовала тебе взять к нам домой потерпевшую?