Адвокат вольного города 11

— Где, если не секрет?

— Да какой теперь секрет! Самара. Там жило несколько семей. Это народ, которому я рад. Кормили нас, работу давали мне и матери. Мой приятель, Рамиз, собрался записаться в солдаты. Ну, я тоже пошёл, тем более что для русского вербовщика, меня за аварца легко принять.

— На войну отправились?

— Русский царь много воюет.

— Не поспорю. И как?

— Ну, у меня есть медаль «За храбрость». А потом мне надоело, я думал в Самару вернуться. Мать попросила поближе к Степи, чтобы похоронили по нашим обычаям. В Кустовом много степняков, мы тоже живём. По старой памяти, держимся аварцев.

— У вас отличная биография… для будущего царя ногайцев.

— Глупая шутка, найом.

— Не глупая. Я не волшебник. Вас, то есть, членов рода Темсабуев, в городе аж шесть. Прыщавый подросток-юнец, выживший из ума кумарный дед, пьющий мужик и две старенькие бабуси. И Вы, бывший солдат. Ещё крепкий и битый жизнью, но не старый.

— Ну, член рода и что?

— Я не добрый волшебник, Казгирей. Моё предложение — не подарок судьбы. А может и подарок, но он не украшен лепестками роз и золотыми ленточками.

— Ну, обедом Вы меня кормите… Послушаю, почему нет?

— Начнём с чего? Есть четыре ханства в степи у ногайцев. Четыре лидера, четыре зоны влияния. Англичане вовсю опираются на народ ногайцев для трансляции своих интересов в Степи.

— Можно и так сказать. Вам-то что?

— По сути, на меня напали англичане. У английских элит есть выражение «би тул», быть инструментом. У них считается, что ты можешь быть пойманным как пьяный блюешь в бассейн, как убегаешь от полиции под порошком, но ты не должен позволить себя использовать. Это и есть слабость, лоховство, падение. Ногайцев использовали против меня как инструмент, как таран. Инструмент не ценят.

— Вы же вроде изгнали хана Каратая?

— Да. Мы заключили с ним и его ханством мир, я позволил ему отступить с оружием и знамёнами. Ну, может, часть оружия отжал, но я сохранил ему честь.

— Честь — это важно. Но мир будет касаться только его подданных.

— Да, хотя он увёл свою орду, остались малые группы под руководством Вашего дорогого брата.

— Единокровного. И? Хотите, чтобы я с ним воевал? Может, даже видите вокруг меня войско?

— Знаете, вижу… Не глазом, а метафорически. Я могу убить Вашего родственника.

— Не думаю, что это будет просто.

— Согласен. Но, допустим, смогу. И… И это мне внезапно ничего не даёт! Англичане установят другого полководца. Он не будет мне другом.

— Хотите подбросить им меня?

— Не совсем так. Допустим, мы объединим усилия. Ваше имя, мои возможности. Завалим Вашего братана, как последнего оленя. Вам нужна политическая сила, чтобы встать на трон.

— У Куввата есть свои дети.

— А у меня есть много-много денег. Я хочу, чтобы Вы вышли в стойбища, в Степь и провозгласили себя претендентом на ханство Кековата. Взяли денег и стали открыто и безостановочно набирать наёмников из вольных степняков.

— Ну такое, — степняк неосознанно посмотрел в сторону своего дома.

Его калитка, что открывалась со скрипом, была отсюда не видна, она выходила в переулок, но даже так он знал, где она.

— Я Вас понимаю. Есть два пути, дорогой тигэн Казгирей. Один путь, Вы пожмёте мне руку и пойдёте домой, к маме. Будете неторопливо и одиноко работать и жить в Кустовом, и постепенно тихо-мирно умрёте. Ну и есть второй путь. Вы тоже пожмёте мне руку. И тоже пойдёте домой, но, чтобы собраться в поход. Из этого похода Вы выйдете ханом. Или покойником. Как повезёт. Я Вам никаких гарантий не даю.

— Вы используете меня!

— Чтобы Вы могли стать на престол своего ханства и заключить мир. Фактически остальные ногайские роды со мной и не в состоянии войны.

— Мир — это всё, чего вы хотите? Или хотите десять лет дани и дюжину наложниц из рода Темсабуев, чтобы претендовать в ханы?

— Мне не нужны претензии и тем более дань. Но Вы правы, есть три вещи, которые я хочу в том случае, если у нас получится.

— Слушаю, — он обхватил колени выпрямленными руками и сейчас был похож на суровых правителей Степи.

— Мирный договор. Дружба со мной, между нами лично. И инициировать собрание Великого Курултая.

— Как?

— Оказалось… Я тут поизучал этот вопрос немного… Короче, не так-то просто собрать Великий курултай. Даже авторитета так называемого Великого кагана Юбы на это явно недостаточно.

— Он не насколько уважаем. Но и я тоже, хе-хе. Про меня вообще никто не знает.

— И тем не менее, есть традиции, по которым правитель Кековата может созвать Великий Курултай. Больше того, место среди каких-то древних каменюк, урочище, на котором традиционно собирают этот самый курултай, оно на границе Кековата, так что без участия этого хана там особо не соберёшься. Он способен физически этому помешать.

— Для меня Великий Курултай — это просто такая байка. Он собирался-то несколько раз за половину тысячелетия, насколько я знаю.

— Восемь собраний. А за последние сто лет только один раз. Но давайте всё по очереди. Сколько Вам надо, чтобы подумать над тем, чтобы пойти по моему пути или не пойти? Ещё раз подчеркиваю, там определённо тяжело и высочайший риск умереть.

— Мне суждено умереть в Степи, — поджал губы он, смотря мимо меня и думая одновременно о моих словах и о чём-то своём. — Мне не нужно время. Я из рода ханов.

— И?

— Я согласен. Идти к буре и стать бурей. Не из уважения к отцу или моим предкам. А потому, что не могу иначе. Да и если я сейчас откажусь, то буду жалеть об этом.

— Возможно, что если согласитесь, то тоже будете.

— Ну, мы же рождаемся в Степи не для того, чтобы забиться в нору как байбак и дожить до старости. Но Вы должны понимать, найом, что слугой я Вам не стану в любом случае.

— Я же сказал, дружба, никакой слуга мне не нужен. То есть, Вы согласны?

— Да.

— Когда Вы готовы приступить?

— Да хоть сейчас. А впрочем нет, в четверг, до этого мне надо кое-что продать.

Я усмехнулся. Даже в случае ядерной войны люди будут думать о завершении текущих дел.

— Давайте посчитаем. Насколько мне удалось выяснить, наём воина в Степи предполагает оплату ему единовременно от трехсот до пятисот рублей и означает, что он идёт с Вами в течение четырёх месяцев. А там как война пойдёт… Плюс из трофеев он забирает от пятидесяти до девяносто процентов себе. Ну, договорённости разные, это средний вариант.