Адвокат вольного города 7

Кидать нужно сравнительно далеко. Примерно на этом этапе я понял, зачем у лопаты ручка длиной более двух метров. Первые полметра сетчатые стенки, зона горения много глубже, и она поистине громадного размера.

Поначалу вновь помещённый уголь просто лежал, словно отдыхая, на тлеющих старых углях печи, однако в какой-то момент то один, то другой кусок стали заниматься синеватыми, переходящими в жаркий оранжевый цвет язычков огня. Постепенно всё больше камней охватывало неяркое, но спокойное, жаркое и сильное пламя.

Так, конечно, видно, что уголь — это весьма почтенное топливо. Горит небольшими всполохами, без спецэффектов, а жар даёт отменный.

— Дальше я сам. Хотя нет, привези-ка полную вагонетку угля, чтобы был, — с этими словами Митяй достал из кармана висящей куртки длинную узкую бутыль и сделал из ней богатырский глоток.

Подозреваю только, что это была не колодезная водица.

— А разве можно пить на работе? — с явным сомнением спросил я.

— Ветер дует, ходим туда-сюда… Это чтобы не застудиться и чёрные сопли из ноздрей выгнать!

Я набрал ещё угля, притащил, а Митяй тем временем шерудил в зоне сгорания феноменально длинной кочергой такого размера, что казалось, она была способна пошевелить угли в аду, не выходя из кабины паровоза.

Котёл постепенно грелся, Митяй снова вылез и, ловко (что было особенно примечательно учитывая, что он только что влил в себя добрую порцию водки) пройдя по узкому уступу внешнего края корпуса локомотива, по обшивке котла, защищённого лишь низенькой оградкой, дотянулся до какой-то цепи, свисающей с непонятной конструкции. Потянул, и повернул к нам длинную изогнутую трубу, которую, путём нехитрых манипуляций, совмещённых со скупо, но метко выдаваемыми матюками, направил к одному из многочисленных и малопонятных мне люков, ведущему в локомотив.

Он залез на самый край, поколдовал с трубой и оттуда пошла вода, которая с шумом устремилась куда-то внутрь, в недра паровоза.

Температура котла (а я уже понял, что её показывает здоровенный циферблат чуть ли не посредине на внешнем краю) от долива холодной воды никак не снизилась, отчего я сделал вывод, что льёт её Митяй не в основной котёл, а какую-то вспомогательную ёмкость.

Вернувшись, Митяй вытер руки о большое буро-красное полотнище, густо испачканное углём и угольной золой.

— Ну что, котёл скоро будет готов. Уровень в норме, тормозная система в норме, запасы пополнены.

Все передняя часть (то есть та, которая идёт по ходу движения) кабины была усеяна рычажками, круглыми датчиками, рукоятями кранов и прочими имеющими смысл и функционал запорами.

Для удобства сама по себе стенка с переплетением трубок и выступов была чёрная (и этот цвет она сохраняла), а все датчики и прочий «интерфейс» медно-золотыми с белыми сердцевинами, то есть изначально такими, а сейчас сильно закопчёнными и потемневшими. Тем не менее всё вполне себе функционировало и что-то значило.

Машинист не глядя открыл крышку висящей на стене коробки и, потянувшись, достал оттуда телефонную трубку на длинном перемотанном чем-то вроде изоленты шнуре. В ответ на мой удивлённый взгляд, снисходительно пояснил:

— Да не дрейфь ты, темнота необученная, это рация, просто модель такая.

Пощёлкав тумблером и настройками, он натужно откашлялся прямо в трубку, отчего оттуда немедленно раздался возмущённый женский голос:

— Митяй, ты там очешуел в край? Я вот щас таки брошу всё и приду тебя отмудохать. Хрен ты пучеглазый, ты на кой в трубку кашляешь? Помираешь, что ли, от чахотки? Так это была бы лучшая новость за неделю. Ты лучше скажи, твой дерьмовоз готов к схватке со степью?

— Светочка, ты не ругайся так.

— А ты мне не светочкай, а докладывай толком!

— Диспетчер, я прошу прощения за все причинённые по незнанию обиды! — Митяй прижал у груди бутылку, причём я не смог толком вспомнить момент, когда она оказалась у него в руке. — Как на духу, докладываю, к выходу на маршрут готовы.

— Какой ты у меня сегодня номер, Митяй? — спросил, чуть смягчившись, голос.

— Я искренне рассчитываю всегда быть в твоём сердце первым! — не растерявшись, по-гусарски выдал Митяй и посмотрел на индикатор давления в котле.

— Не ёрничай. А, нашли. Ты по десять сорок восемь сегодня?

— Да, вроде того. Уголёк везу и пару закрытых вагонов с каким-то шахтным оборудованием.

— Ты там пил, что ли? — казалось, голос принюхивается. Митяй в этот момент как раз делал очередной глоток из бутылки, выпучил глаза и наклонил её назад, ухитрившись при выполнении манёвра не пролить ни капли.

— Светочка, как можно?!

— Не светочкай мне. Алкаши. Понабрали в окрестных пивных. Наловили насильно.

— Светочка, я из Твери.

— Выгнали, значит, из Твери-то. Скажи, как есть, пил?

— Нет.

— Не верю! — женский вариант Станиславского отчётливо принюхивался, словно через трубку можно было что-то учуять.

— Так ты приходи и проверь. А я как раз сбегаю цветы куплю. Только ты тогда от меня так просто не отделаешься.

— Да кому ты нужен?! Ладно… Приборы?

— Норма.

— Запас топлива?

— Почитай четыре тонны на прицепе, не считая того, что я его же везу.

— Тьфу, ну да. Воды долил?

— Обижаешь!

— Да ну? А кто в степи ночевал трижды? А кто под Кижмой из-за этого весь путь остановил на сутки?

— Это шесть лет назад было, Света! Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Кто старое забудет, тому мы на бумажечку запишем или рисунок нарисуем, чтоб не забывал, — сварливо ответила диспетчер. — Точно залил?

— Да точно!

— Поклянись чем-то дорогим твоему сердцу!

— Да чтоб мне до конца жизни трезвым ходить и без шапки!

— Ладно. Оставайся в канале.

Митяй посмотрел на меня и подмигнул. Я в ожидании присел на одном из кресел, стараясь не шевелиться лишний раз. Потом жестом показал, мол, может ещё несколько лопат угля закинуть?

Митяй поощрительно кивнул.

— Десять сорок восемь, стрелки выставлены на выход по третьему. Передала по команде, проверяй фонари. И не вздумай снова остановиться у пивной, Митяй, я всё помню! Фиксирую время отхода. Вы в графике, десять сорок восемь.

— Есть, диспетчер. Светочка, я целую тебя нежно в губы. Тебе чего-то привезти из Кустового?