Афганский рубеж 3

— Это приказ. Бегать от войны и прятаться за высокие знакомства твоего отца я не буду.

— А я сказала, будешь.Ты же любишь меня? Ты мне нужен живой. Хватит уже рисковать. Зачем летать, если можно найти для тебя отличную должность в Москве. Папа всё устроит. И очень быстро.

Кристина отложила нож в сторону, вытерла руки и подошла ко мне.

Она начала меня поглаживать по щеке. А у меня почему-то это всё вызывает только отвращение. Даже аромат духов с нотками цитрусов перестал быть приятным.

— Я — лётчик, люблю летать и не собираюсь менять кабину вертолёта на кабинет с кондиционером в штабе. И больше к этому вопросу мы с тобой возвращаться не будем. Точка.

Кристина насупилась и повернулась к плите. Закончив жарить картошку, она молча поставила сковородку передо мной и придвинула тарелку салата.

— Приятного аппетита, — тихо сказала она и ушла в комнату, смотреть телевизор.

Через два дня я уже готовился к вылету на аэродроме Торска, чтобы перегнать вертолёты на аэродром Чкаловская. Там нас должны были загрузить в транспортный самолёт и отправить в Афганистан.

Тот самый Ми-24, который ещё пару дней назад стоял на домкратах, сейчас рядом со мной и готов к перегонке в Подмосковье. Причиной отказа был определён тот самый клапан, о котором и говорил Евич. Его заменили и вертолёт уже был в строю. Погода шепчет, в воздухе ещё стоит запах влажной травы, а наш аэродром ещё только просыпается.

Со спины ко мне подошёл Алексей — бортовой техник с моего звена, который тоже убывает со мной в командировку. Как и Пётр. Вот так, всем экипажем нас и привлекли к испытаниям в боевой обстановке.

— Старший лейтенант Казаков. Это я. Командируемся в Кабул — столицу! — довольный собой прочитал в командировочном удостоверении Петруха и положил к остальным документам в портфель.

Вид у него был счастливее некуда. Будто не в Афганистан, а на Чёрное море летит.

— Чего улыбаешься? Нам ещё до Чкаловской лететь, а потом через всю страну в Афган, — ворчал Лёха, сворачивая чехлы и убирая их в грузовую кабину.

— Да будет тебе! Афганистан — страна гор и песков. Нетронутая красота и духота. Романтика!

От этого слова меня слегка передёрнуло. Я посмотрел на Петра и подошёл к нему ближе, чтобы кое-что объяснить. Когда-то в другой жизни, и я считал войну романтикой и весёлым приключением.

— Поверь, как только ты увидишь стеклянный взгляд умирающего товарища, мнение изменишь. Война закончилась для нас, но не для духов и наших противников. Будь внимательнее, хорошо? — предупредил я Петруху и он молча кивнул.

В это время к вертолётам подъехал микроавтобус РАФ с инженерами-испытателями и экипажем второго Ми-24. Улыбающийся Евич вылез из машины и сразу направился к нам.

— Доброе военно-воздушное! Готовы, товарищи лётчики-исследователи? — поздоровался он с нами.

— Готовы, Вячеславович. Каков у нас после Чкаловской план? Грузимся сразу? — уточнил я.

— Конечно. Вечером вылетаем в Тузель, а потом и в Кандагар. Документы уже готовы и будут нам и вам переданы на Чкаловской.

Что немного мне непонятно. Зачем в Кандагар? Это не самое спокойное место было в Афганистане. Плюс до границы с Пакистаном близко.

— Мы будем с Кандагара работать? — спросил я.

Евич замотал головой.

— Нет. Пункт назначения — Лашкаргах.

Глава 27

Июнь, 1983 года. Аэродром Лашкаргах, Демократическая Республика Афганистан.

Вертолёт сильно качнуло в сторону. Очередной восходящий поток раскалённого воздуха не дал спокойно насладиться красотами золотистых песков Южного Афганистана. Словно ретивый конь, наш Ми-24ВП встрепенулся, начиная рыскать влево и вправо. Стрелка на вариометре — указателе вертикальной скорости, пришла в движение.

Петруха быстро справился с «возмущением Ми-24» и продолжил держать курс на «Лашкарёвку». Следующий за нами экипаж Евича тоже боролся с восходящими потоками. В зеркале я видел, как и его вертолёт слегка «клевал» носом, но продолжал держать курс на конечный пункт маршрута.

— Интересное название у аэродрома, — заметил Пётр по внутренней связи.

— Каждый аэродром имеет какое-то неофициальное прозвище, — ответил я.

— Лашкаргах как-то не по-русски звучит. А вот «Лашкарёвка» — другое дело. Сразу что-то с домом связано. На душе весело и тепло, — подключился к нашему разговору Алексей из грузовой кабины.

— Чересчур тепло, — ответил Петруха.

Осмотрев в очередной раз окрестности, я не нашёл особых примет родных просторов.

Вокруг песчаные гряды барханов, не превышающие и ста метров. Есть и подвижные, перетекающие с места на места, будто улитки. Можно заметить и котловины со своими солончаками. Но есть и места, где виды пустыни похожие на декорации постапокалиптических фильмов.

— Смотри командир, какие трещины слева, — обращает моё внимание на «растрескавшуюся» почву Пётр.

— Научное название — такыр, — ответил я.

Для такой формы рельефа, как такыр, характерны трещины усыхания, образующие характерный узор на грунте.

Перепад высот в пустыне составляет почти 800 метров с Запада на Восток.

На фоне слепящего жёлтого цвета песков, чёрная тень от нашего вертолёта видится скорее светлым пятном. За всей красотой безжизненной пустыни Регистан нельзя забывать о жестоких боях, которые периодически ведут здесь наши военные. Тогда пески становятся багровыми.

— А к чему тут «привязаться» можно? Кроме реки, особых ориентиров и не видно, — спросил Петруха, передавая мне управление.

Действительно, с севера и с запада Регистан отделяют от каменистой пустыни Дашти Марго две «водные артерии» — Гильменд и её приток Аргандаб. Но и среди барханов Регистана можно найти ориентиры.

— Гора Малик-Дукан. Её и отряды спецназначения за главный ориентир считают.

Впереди уже была видна зелёная зона вокруг Лашкаргаха. Ещё раз глянул влево, смотря на просторы Регистана. В этот момент я заметил, что и в этих песках есть те, кто пытается жить мирно и спокойно.