Афганский рубеж

— Кстати, а чего они так торопят нас? Не видят, что мы заняты? — поинтересовался я.

— Вот у неё… эм, у них и спросишь, — снова оговорился начштаба.

Из него разведчик совсем никакой. Постоянно проговаривается.

Похоже, там Леночка воду мутит! Ждёт, что зайду.

Общее настроение у личного состава было замечательное. Панджшер взят, задачи выполнены, и многие уже ждут, что их заслуги по достоинству оценят. Вечером в палатку пришёл Енотаев, и все ждали какой-то важной информации.

— Вижу, что собрались все. Это радует, — оглядел он личный состав, который утрамбовался в нашем жилище как мог.

Начальник штаба перебирал бумаги, активно шелестя ими. Судя по лицу Ефима Петровича, это его сильно доставало.

— Глеб Георгич, спрячь ты эту туалетную бумагу.

— Так я и отбираю личному составу бумагу для туалета, — сказал Бобров.

— Товарищ подполковник, ну правда. Это важная задача. Мы тут верблюжку пьём, а она очень… короче от неё «собачка носик постоянно показывает», — объяснил Чкалов командиру эскадрильи, насколько у него хороший «стул».

— Лёня, без подробностей. Я рад, что у тебя нет запора, — возмутился Енотаев.

Начал говорить комэска издалека. Поблагодарил всех за работу. Особенно просили выразить почтение десантники.

— В первый день, когда начали высадку, всё было сделано очень чётко и быстро. Подразделения заняли выгодные рубежи, и капкан для Ахмад Шаха захлопнулся, — рассказал Енотаев.

— Взяли это шайтана? — уточнил Бага.

— Нет, но ещё ищут. В Паси-Шахи-Мардан нашли огромное количество оружия, документов, личных дел. Это был самый настоящий штаб войск Масуда. Короче, командование довольно и уже видит окончание войны, — ответил командир эскадрильи.

В палатке все оживились. Столько раз нам представляли Ахмад Шаха, как врага афганского народа. Был ли он на самом деле таким, трудно сказать. Но то что Масуд способный командир, до нашего командования ещё не дошло.

— Ну и теперь о плохом. Наши войска полностью прошли ущелье. Дальше 30 километров за Марданом уже нет дорог. Техника не пойдёт. Командование приняло решение вывести все войска из Панджшера, оставив его «зелёным».

В палатке все загудели. Я пытался изобразить недоумение, но это получилось у меня слабо.

Стоит признать, что в данном случае история Панджшерских операций не изменилась. Опять командование наступает на «грабли» в виде высокого доверия афганским правительственным войскам. Если мне не изменяет память, в конце этого года нам снова предстоит биться за ущелье. И силы Ахмад Шаха будут гораздо больше.

— Командир, надо на это повлиять, — сказал я.

— Ты думаешь, мы не пытались с комдивом? И командир бригады спецназа Борис Матвеевич то же самое сказал, а всё без толку. Решающий голос был за Берёзкиным. Он сказал, что население ущелья спало и видело, когда их освободят, — произнёс Ефим Петрович и достал пачку сигарет.

— А с каких это пор начальники политуправления определяют стратегию ведения войны? — уточнил я.

— С тех самых пор, когда они первыми докладывают в Москву. Оттуда и пришло указание. Руководитель нашей операции — генерал Целевой, был в ярости и высказал своё недовольство Павлу Валерьевичу по всей форме.

— Обозвал? — воскликнул Чкалов.

— Двоечку прописал? — поинтересовался замполит Кислицын.

— На болевой потянул? — выдвинул версию Бага.

— Ай, зачем?! Прогибом воткнул в пол в кабинете комдива и потанцевал вот так вот! — заверил всех Мага.

Версии были разные, но ответ знал только Енотаев.

— Чтоб так опускали лаконично и без мата, я ещё не слышал. Даже записал по памяти, — улыбнулся комэска и достал листок.

С первого раза у Енотаева не получилось прочесть, но потом он собрался.

— «Если у вас не прекратится идейный кретинизм, у меня и остальных будет продолжаться служебный охренизм. А у солдат острая непереносимость вашего присутствия в Афганистане. Тогда мы все скоро будем радоваться вашему отсутствию», — прочитал комэска и убрал бумажку. — Вообще, Целевой был очень зол, но Берёзкина он «драл» уже не при нас. В штабе дивизии сказали, что картины в соседних помещениях тряслись от вибрации стен.

Тут что угодно можно говорить, но товарищ Берёзкин вряд ли сильно переживает по этому поводу.

— Самое приятное я оставил напоследок, — сказал Енотаев и поднялся со стула. — Старший лейтенант Батыров!

Димон осторожно встал и с недоумением взглянул на командира. Ефим Петрович подошёл к нему, внимательно посмотрел глазами доброго енота на него и пожал руку.

— На совещании по итогам операции было вынесено решение по вам, товарищ старший лейтенант. Вы будете представлены к званию Героя Советского Союза.

От автора:

Уважаемые читатели, завтра продолжение не выйдет. Срочная командировка. Буду в дороге.

Глава 24

Весь личный состав в палатке начал аплодировать. Бага и Мага даже присвистнули. И главное, что никто не пытался подколоть или посмеяться над Батыровым. В глазах коллег я не увидел зависти, а только искреннюю радость за товарища.

Но Димон при этом выглядел, как растерявшийся юнец перед экзаменационной комиссией. Когда Енотаев пожимал ему руку, Батыров застыл с открытым ртом.

— Дмитрий Сергеевич, ты ещё с нами? — спросил Ефим Петрович, продолжая трясти руку моего командира звена.

— Мне надо по-быстрому выйти, командир.

— Подышать воздухом? Настолько тебя эта новость удивила? — улыбнулся Енотаев.

— Нет, в туалет, — тихо сказал Димон.

Как у Батырова получается так портить торжественную минуту? Ни «спасибо за такую высокую честь», ни «я сильно удивлён». В такой важный и душевный момент он ссать захотел!

— Сходи, — сказал комэска и отпустил руку Димона.

Мой командир звена быстро вышел из палатки под одобрительные хлопки по плечу и радостные возгласы «молодец».

— Товарищи лётчики, берите пример со старшего лейтенанта Батырова. Перспективный, молодой…

— Ага, да только ссытся он порой! — начал смеяться Лёня, но командир эту фразу не услышал в потоке вопросов, адресованных ему от подчинённых.

— Чкалов, а ты снова завидуешь? — спросил у него Бага.

Лёня с удивлением глянул на него и сел на место Батырова. Димон как раз сидел до этого между мной и Багратом.