Африка. История и историки

В другой истории из той же серии рассказывается о лесбийской паре, живущей в Южной Африке. Обе женщины по сюжету белые, участвовавшие в борьбе против апартхейда. Теперь, когда эта борьба позади, они решают завести ребенка. Пара обращается к услугам банка спермы, где их, однако, не могут уверить в том, что донор не окажется из числа преступников апартхейда. Страх через рождение ребенка от такого потенциального отца реинкарнировать старую Южную Африку заставляет женщин отказаться от своего желания.

Кутзее назвал серию рассказов «Карма» «исторической критикой, в основном нового мирового порядка». Однако критика эта сочетается, как он отмечает, с искаженными наблюдениями, «несколько комичными в перспективе». Конечно, истории Гордимер действительно не кажутся реальными, но основания для их появления, наверное, есть. Возможно, в рассказе о девушке из Москвы Гордимер хотела показать европейскую культуру двойных стандартов. Иногда в стране, которая кажется демократичной и высокоразвитой, люди совершают поступки, противоречащие ее моральным и культурным ценностям. В повести о южноафриканской паре Гордимер показывает, насколько история, которая, казалось бы, уже в прошлом, может влиять на жизнь людей в настоящее время. Особенно, конечно, подчеркивается значение истории апартхейда и борьбы с ним для жителей Южной Африки. Страх возродить хоть в маленькой степени частичку этого страшного режима оказывается для героинь сильнее личных желаний.

Вторая часть сборника «Ограбление» представляет уже единую и более объемную историю, которая перекликается по смыслу с некоторыми идеями Кутзее. Главная героиня истории «Постановка задачи» («Mission Statement») – Роберта Блейн, англичанка, работающая в Международном центре по борьбе со СПИДом. Она считает, что Африку можно излечить от этой болезни, однако лечение еще не придумано. В одной англофонной африканской стране, куда ее отправляют по рабочим делам, она влюбляется в женатого мужчину-африканца, высокопоставленного государственного служащего. У них завязывается роман, и когда командировка Роберты подходит к концу, он предлагает ей остаться и стать второй женой, женой для официальных встреч. Она же сможет продолжать свою карьеру. Его первая жена, малообразованная женщина, легко примет это решение, говорит герой.

Гордимер оставляет свою героиню в трудной ситуации. Если она примет предложение, то не будет ли это всего лишь способом загладить свою вину перед колониальным прошлым ее страны? А если откажет, не будет ли это сделано просто из-за гордости женщины, воспитанной в Западной Европе, где другие традиции?

Вопрос об историческом наследии прошлого, о вине, которую несут потомки за деяния своих предков, часто звучит в работах обоих писателей. Как и многие южноафриканцы, Гордимер и Кутзее, очевидно, чувствовали эту вину за «наследие предков». «Мы не только дети своего времени, но и места, где мы родились. На плечах всего тысячелетия лежит позор и ужас холокоста и Хиросимы. Но, кроме них, на мои личные чувства повлияли два события: падение коммунизма и конец колониализма <…>, поскольку я принадлежу ко второму поколению колониалистов [681] и выросла, с надеждой глядя на левых как единственное решение проблемы бедных и безработных, окружавших меня в моей стране и во всем мире» [682] . Кутзее, хоть и не считал себя африканером (и его таковым не считали), тоже понимал, что «если ты живешь в позорные времена, то позор ложится и на твои плечи». Немногие люди имеют мужество принять на себя лично вину своих предков и ответственность за свою историю.

681

Надин Гордимер, родившаяся в 1923 г., как и многие ее современники, видела в коммунизме практически единственный противовес империализму, расизму и другим язвам капитализма, против которых она боролась. Южноафриканская компартия, провозглашавшая «создание социалистической республики… обеспечивающей равные права и возможности для всех расовых и национальных групп», после утверждения в Южной Африке режима апартхейда была – наряду с АНК – единственным противовесом системе расового угнетения.

682

Gordimer N. Our Century // Gordimer N. Living In Hope… P. 225.

Волна беспорядков, насилия и преступности, о которой пишут южноафриканские и европейские СМИ, кажется, не вызывают у Кутзее ужаса или даже удивления. Авторы, порицающие нынешнее правительство, сравнивают его только с правительством Нельсона Манделы и Табо Мбеки и совершенно забывают о долгой истории Южной Африки, которая предшествовала этим последним 20 годам. Кутзее при анализе событий в Южной Африке и других африканских стран заглядывает глубже: он старается разобраться, как подобные исторические процессы шли в других государствах в разные исторические периоды. В романе «Дневник плохого года» («Diary of a Bad Year», 2008 г.) он пишет: «…в Африке банды вооруженных людей захватили власть – так сказать аннексировали национальную казну и… покончили со своими конкурентами… Хотя эти африканские группы военных часто не являются более крупными или сильными, чем организованные преступные группировки Азии или Восточной Европы, их деятельность покрывается средствами массовой информации – даже западными, – политической верхушкой даже в большей степени, чем криминальной». Соперничество вооруженных групп, дерущихся за власть в ситуации политического вакуума, происходило и в странах Европы (например, в Третьем рейхе после поражений его армии в 1944–1945 гг.), напоминает Кутзее. Этот процесс не является феноменом ни для Африки, ни для мировой истории.

Для Кутзее тема насилия, изнасилования и жестокости связаны с патриархальным прошлым Южной Африки. В своем романе «Дневник плохого года» он пишет: «Люди видят то, что они называют волной криминала, обрушившейся на новую Южную Африку, и качают головами. Вот куда катится эта страна, говорят они. Но эта волна не является чем-то новым. Когда выходцы из северо-западной Европы закреплялись на этой земле три столетия назад, они использовали ту же практику внезапных набегов (захвата домашнего скота, женщин), которая применялась между местными шайками и племенами, уже жившими там» [683] . О жестокости, с которой голландцы когда-то осваивали и завоевывали Южную Африку, закреплялись на ее землях, Кутзее напоминает в своем первом романе – «Сумеречная земля». Якобус Кутзее, голландский колониалист и охотник на слонов, не стесняется никаких средств для того, чтобы подчинить племена готтентотов и бушменов, с которыми он столкнулся. Он с пренебрежением относится к их культуре, религии, традициям. Со своими людьми Якобус совершает налеты на поселения племен, сжигая их дома, захватывая скот, убивая людей и насилуя их женщин и детей. «Только когда вы охотитесь на них, как на шакалов, вы действительно сможете очистить кусок земли» [684] , – с уверенностью говорит главный герой.

683

Coetzee J. M. Diary of a Bad Year. London, 2008. P. 104.

684

Кутзее Дж. М. Сумеречная земля / пер. Е. Фрадкиной. СПб., 2005. С. 121.

Может ли завоевание новых земель совершаться без применения насилия в той или иной форме? Едва ли. Но по прошествии времени память о цене завоеваний часто как-то сглаживается в истории, в памяти потомков. Кутзее же считает, что вина за жестокость, за причиненное насилие не может так просто раствориться в истории – она переходит от поколения к поколению. И его герой Якобус это тоже осознает: «Я, как и любой другой человек, не получаю удовольствия от убийства; но я взял это на себя – спустить курок, принося жертву ради себя и своих соотечественников, навлекая на темнокожих смерть, которой мы все желали. Все виноваты, все без исключения» [685] .

685

Кутзее Дж. М

. Сумеречная земля / пер. Е. Фрадкиной. СПб., 2005. С. 225.

«Я – жертва, которую время казнит за все, что ни сделали предки», – писал еще во времена апартхейда один южноафриканский поэт. Кутзее и многие герои его романов ощущали на себе бремя истории, тяжелое наследие преступлений своего народа. В мемуарах «Летняя пора» («Summertime») Кутзее откровенно говорил: «Наше присутствие здесь основано на преступлениях, в частности на колониальном завоевании, закрепленном затем системой апартхейда» [686] . Под словом «наше» он, очевидно, подразумевал не только африканеров, но и белых вообще. Африканером он сам себя никогда не считал по той простой причине, что сами африканеры его не считали своим. «Ни один африканер не назвал бы меня африканером… В первую очередь потому, что моим первым языком является английский… Во-вторых, потому что я не разделял культуру африканеров (например, я никогда не принадлежал к Реформистской церкви)» [687] , – признавался Кутзее в одном из интервью. Тем не менее, что интересно, вину за преступления африканеров он считал тоже своей ношей. Он хотел лично внести хоть какую-то лепту в исправление исторической несправедливости за то, как белые в течение нескольких столетий обращались с черными африканцами. Вернувшись в ЮАР из Америки в 1970-х годах, он своими руками строил пристройки к дому, считая, что таким образом он «делает то, что люди вроде него должны были делать начиная с 1652 г. (год основания Капской колонии на мысе Доброй Надежды – М. К.), а именно – “черную работу”» [688] .

686

Coetzee J. M. Summertime. London, 2009. P. 158.

687

Coetzee J. M. Doubling the Point… P. 342.

688

Coetzee J. M. Summertime. P. 7.

Такой трезвый взгляд на историю собственного народа не может не вызывать уважения. К сожалению, чаще бывает наоборот: люди гордятся подчас не самыми лучшими страницами своей истории – завоевания чужих земель и народов все чаще выглядит как безусловное достижение, вне зависимости от методов победы.

Многие американцы, судя по опросам, вплоть до последних лет одобряли действия правительства США в Афганистане. Кутзее, довольно долго живший и работавший в Америке, не мог не удивляться такой лояльности: «Невозможно поверить, что в сердцах некоторых американцев зрелище, когда честь их страны втаптывается в грязь, не рождает мысли о смерти. Невозможно поверить, что никто еще не строил планы убить этих преступников, занимающих высшие посты» [689] . Сейчас уже большинство граждан США поддерживают решение президента Барака Обамы о сокращении и постепенном выводе войск из Афганистана, считая продолжение этой войны бессмысленным. Конечно, в Великобритании до сих пор можно увидеть проявления колониальной тоски по Британской империи, где никогда не заходило солнце. Но сейчас и Англия, и многие страны Европы (бывшие метрополии) вынуждены жить бок о бок с огромным количеством эмигрантов из бывших колоний, которые приносят с собой свой язык, свою культуру, свою религию и не хотят принимать европейские ценности. Они считают, что имеют право теперь получить компенсацию за века колониализма. И добиваются своего. Италия уже согласилась выплатить денежную компенсацию Ливии за свое колониальное господство там.

689

Coetzee J. M. Diary… P. 40.

Кутзее, анализируя историю, считал вполне закономерным то, что власть в Южной Африке перешла к черному большинству, что черные африканцы вытесняют белых и в органах власти, и в системе образования, и в производстве. Так и должно было произойти рано или поздно: «…горстка голландцев, высадившихся на вудстокском берегу, объявляют себя хозяевами чужой земли, которую они <до этого> и в глаза-то не видели; а их потомки считают теперь эту землю своей по праву рождения. Двойной абсурд, если учесть, что первый десантный отряд неправильно понял полученный им приказ или сделал вид, что неправильно его понимает. Приказ состоял в том, чтобы разбить огород и выращивать шпинат да лук на потребу флоту Ост-Индской компании… Никто и не предполагал, что они присвоят лучшую часть Африки» [690] . Пожалуй, мало какой народ может признать, что завоеванная когда-то им земля все равно принадлежит и ее жителям, что придет время расплаты за захватническую политику и пренебрежительное отношение к коренным народам.

690

Кутзее Дж. М. Молодость // Иностранная литература. 2005. № 12. С. 163.

«Империя получила урок. Империя благодарит», – писал Киплинг после поражения англичан в Англо-бурской войне 1899–1902 гг. Для России вопрос об отношении к своей имперской истории, к политике завоевания и присоединения новых земель остается актуальным до сих пор. Известный российский историк Рой Медведев в одном из своих выступлений в 1989 г. замечал: «Мы не стесняемся говорить, что Среднюю Азию Россия завоевала. Мы не стесняемся выставлять в наших музеях знаменитую картину “Завоевание Сибири Ермаком”… до сих пор в наших официальных исторических трудах… мы пишем о том, что Эстония, Латвия и Литва добровольно присоединились к Советскому Союзу, что это была народная революция, что никакого насилия, никаких угроз не было… это – неправда» [691] . Нередко «обеляются» даже самые, казалось бы, неудачные события нашей истории. Русско-японская война представляется не позорным разгромом русской армии, а всего лишь законченной слишком рано, «когда все преимущества России лишь начали проявляться» [692] . Депортацию чеченцев, осуществленную по указу Сталина в 1944 г., по данным опроса на 2000 г., больше половины россиян назвали «определенно правильным» делом или «скорее, правильным» (причем большая часть этой группы – люди в возрасте 18–24 лет) [693] .

691

Известия. 1989. 3 июня. С. 2.

692

Сахаров А. Н. Размышления о Русско-японской войне 1904–1905 гг. // Вопросы истории. 2007. № 4. С. 3–15.

693

Левинсон А. Умер сам // Неприкосновенный запас. 2003. № 28. С. 104.