Африка. История и историки

– Как член АНК Вы однажды сказали, что лучше служить этой организации, будучи в составе партии. Что Вы думаете об Африканском национальном конгрессе сейчас?

– Я думаю, я могла так считать в то время, и это было адекватной позицией тогда. Но сейчас внутри партии очень много разногласий. Потенциальная оппозиция всегда заставляет правящую партию «проснуться». Но внутри оппозиционных партий тоже есть разногласия.

– А что Вы думаете о Джулиусе Малеме, скандальном лидере Молодежной лиги АНК?

– Он имеет влияние на молодых, бедных и безработных. Ему нечего предложить этим людям, кроме того, чтобы возмущаться положением в стране. Я думаю, что этот человек – огромная трагедия. Его очень легко критиковать и, Бог знает, может, и нужно, если вам есть хоть какое-то дело до этой страны и ее будущего. Но надо понимать, что привело к его появлению. Это трагический феномен.

– Вы оптимистично смотрите в будущее?

– Мы все очень обеспокоены положением дел в стране сейчас, но это удивительная страна. Здесь так много всего, и до сих пор так много замечательных людей, которые абсолютно самоотверженно делают все, что в их силах. Но есть то, что люди не осознают. Это огромные перемены, которые произошли в отношениях между черными и белыми. Эти перемены сейчас не так видны из-за многих других проблем, но еще не пришло то поколение, которое может все исправить и расставить по своим местам. Если южноафриканцы сумели побороть апартхейд, мы, конечно, можем объединить наши стремления и справиться с сегодняшними проблемами.

– Насколько эффективна борьба с распространением СПИДа?

– Табо Мбеки был очень образованным человеком и сделал много хорошего, но никто не может объяснить (и я, конечно, тоже) его слепоту в отношении проблемы ВИЧ/СПИДа и пренебрежение к этому вопросу во время его президентства. Сейчас, кажется, за это дело принялись всерьез. Если бы только мы смогли найти – под словом «мы» я подразумеваю весь мир, но в особенности нас – вакцину против СПИДа.

– Достаточно ли делает для этого президент Джейкоб Зума?

– Он говорит правильно о СПИДе, но кто-то может забыть, что когда он был на скамье подсудимых, он сказал публично – и он не может обвинить в этом прессу, – что у него был незащищенный секс с женщиной, у которой, как он знал, был ВИЧ. Это обстоятельство не может не удивлять.

– Будете ли Вы писать автобиографию?

– А почему я должна? Я не настолько поглощена интересом к собственной персоне, чтобы сделать это. Все, что во мне, все, что действительно может представлять интерес для публики, – все это выражено в моих произведениях. Все остальное – моя личная жизнь.

– Может ли литература что-то изменить в жизни?

– А разве она не делает это всегда? Большинство людей не видят разницы между литературой и пропагандой. У пропаганды есть своя задача. Она состоит в том, чтобы убеждать людей. Но литература, поэзия, романы, рассказы – они объясняют жизнь, исследуют ее.

Альберт Камю говорил: «Когда я больше не буду чувствовать себя писателем, я должен прекратить писать». Он имел в виду, что если ты писатель, то ты человек, ты гражданин, и поэтому у тебя есть социальная ответственность. Это не значит, что ты должен заниматься пропагандой, но ты должен изучать эту жизнь. Вот то, что он и многие другие великие писатели делали так блестяще. Мы не могли бы по-настоящему жить без результатов их исследований.

– Вы однажды сказали, что жалеете о том, что не изучали африканские языки.

– Я, конечно, очень жалею об этом. Это мой огромный недостаток.

– А планируете?

– Мы не должны планировать. Жизнь давит на тебя, и ты отвечаешь на это или не отвечаешь.

– Вы участвуете в голосовании?

– Как можно не голосовать, если ты вырос так, как я, зная, что ты можешь голосовать только потому, что ты белый? В последних нескольких выборах до 1994 г. я не голосовала, потому что не за что было голосовать. Но после 1994 г. мы больше не должны были голосовать нелегально. Это драгоценное право, и для нас оно особенно ценно, потому что очень много людей не имели его долгие годы.

– Есть ли что-нибудь, что Вам хотелось бы забыть?

– В моей личной жизни – безусловно. Но в публичной жизни – нет. Я надеюсь, я сделала все, что могла. Этого никогда не может быть достаточно, но таков результат.

– Как Вы считаете, мы все обречены?

– Обречены на что? На ядерный взрыв? На то, чтобы делать атмосферу не пригодной для дыхания? Меня беспокоят загрязнение окружающей среды и мощь ядерного оружия, которое существует в мире, но я верю, что мы не обречены. Мы найдем и должны найти способы избежать этих катастроф.

Л. В. Иванова. Изучение истории в Сомали

Изучение истории в Сомали имеет ряд особенностей в силу продолжительного периода отсутствия официальной системы письменности в стране и влияния колониального раздела Сомали между Британией, Францией и Италией на формирование сомалийской национальной идентичности.

Корпус источников по истории Сомали можно условно разделить на три основных типа:

•свидетельства арабских путешественников (в том числе переводы трудов греческих путешественников на арабский язык) и работы мусульманских историков;

•труды европейских исследователей (в период колониального освоения и после получения Сомали независимости);

•свидетельства сомалийцев (главным образом устные поэтические произведения до официального введения сомалийской письменности и более поздние опубликованные «академические» работы сомалийских исследователей на западных и сомалийском языках).

Арабские свидетельстваявляются основными письменными источниками по ранней истории Сомали. Согласно этим источникам, сомалийцы мигрировали на территорию современного Сомали около Х в. из южных районов побережья Красного моря, оттеснив на юг бантуязычное население. В то время как устная традиция Северного Сомали повествует о двух арабских старейшинах, вступивших в брак с местными женщинами клана Дир, потомки которого мигрировали из Аденского залива в северную Кению в Х в. Некоторые современные исследователи утверждают, что сомалийцы пришли не из Аравии, а из областей между южной Эфиопией и северной Кенией. Благодаря арабским источникам мы узнаем о прототипе политического управления среди сомалийцев, сложившемся к XIII в. Хеер, социальный контракт, включал в себя элементы мусульманского законодательства и обычного права, при этом окончательное решение принимали мужчины общины.

По мере укрепления позиций ислама в Сомали арабские исследователи описывали сомалийцев как часть уммы – мусульманской общины. По их мнению, сомалийцы были единым народом, произошедшим от двух предков. Благодаря проникновению ислама сомалийцы освоили арабский язык и получили возможность письменно фиксировать различные факты своей истории [699] . Начала складываться местная мусульманская элита, которая со временем стала авторитетом в решении различного уровня конфликтов в стране и в целом влияла на складывание отношений Сомали с окружающим миром.

699

Mukhtar Mohamed Haji. Arabic Sources on Somalia // History in Africa. 1987. Vol. 14. P. 141–172.

В колониальный периодизучение Сомали происходило по нескольким направлениям: западных исследователей интересовали в первую очередь возможности наиболее эффективного освоения принадлежащей им территории. Так большинство итальянских работ посвящено проблемам и потенциалу развития сельского хозяйства в долинах рек Джубы и Шабееле, британские исследователи изучали эффективность скотоводческих хозяйств и угодий на севере страны, в то время как французов интересовало наиболее эффективное освоение ресурсов Красного моря. Однако все исследователи непременно изучали проблемы общественного устройства принадлежавшей им территории для выработки более эффективной системы управления. Французские, итальянские и британские исследователи редко интересовались работами друг друга, целостной картины об истории Сомали в колониальный период не сложилось. Впоследствии, когда на колониальных территориях под воздействием различных традиций изучения и обучения начало складываться национальное самосознание, оно обладало четкими территориальными особенностями. В итальянском, французском и британском Сомали перед получением независимости представления о способе управления страной, системе образования, роли светского и религиозного права в управлении обществом и т. п. существенно отличались. Так, даже сама идея о Великом Сомали (объединении пяти территорий, населенных этническими сомалийцами) первоначально принадлежала колониальной администрации итальянского Сомали (1930-е годы), а после Второй мировой войны с той же идеей выступал уже британский министр иностранных дел Бевин. И дело было не в национальной идее объединения, которую отстаивала Лига сомалийской молодежи, а в интересах расширения и передела колониальных территорий.