Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Едва ли не самым первым удовлетворенным требованием стало досрочное смещение уфимского воеводы Андрея Михайловича Волконского. Место его занял стольник Сомов, уже бывший прежде на этой должности. Тот сразу же приступил к решительным действиям. Отправив на подмогу старшинам дорог своих помощников, новый воевода посулил через них, что участники восстания будут помилованы, а русские помещики и сборщики дани, спровоцировавшие беспорядки, понесут суровое наказание. Он так и написал в воззвании к башкирам, что впредь не допустит бесчинств со стороны ясатчиков, что будет карать их за произвол со всей
VIII
Большинство восставших сложили оружие и разъехались по домам, а некоторые из непримиримых джигитов Казанской дороги приостановили военные действия лишь с наступлением холодной осени 1664 года. Они бежали к калмыкам.
Из страха, что при помощи калмыков башкиры соберутся с силами и возобновят борьбу, Федор Федорович Волконский задумал настроить их друг против друга. Для этой цели к калмыцкому тайше Дайчину был подослан дьяк Горохов.
Вручив тайше щедрые дары от имени царских властей, дьяк стал выпытывать у него, где зимуют башкиры Токалов, Таникеев и Сартов. Тот вначале прикинулся было, будто ему ничего о них неизвестно, но после распития привезенного Гороховым вина язык у Дайчина развязался.
— Они гостят у сына моего Мончака, — проболтался тайша.
— Ага, так мы и разумели… — недобро сощурился дьяк и пообещал ему: — Ежели ты сдашь беглых башкирцев уфимскому воеводе, царь тебя не обидит.
Скривив в усмешке беззубый рот, Дайчин причмокнул.
— Не-ету, не могу я выдать царю башкирцев!
— Отчего ж?
— Мой сын Мончак, видать, шибко их уважает. Каждому подарил по паре лошадок, верблюда. Коров дал да овечек…
— Ну, глядите! Неровен час, прознает про то государь, вот уж не поздоровится вашей семейке, — прошипел дьяк.
Тайша посидел, подумал и махнул рукой.
— Мне-то что, я старик. Сынок мой Мончак теперь сам себе хозяин. Я ему не указ.
— Неужто мало вам зла башкирцы чинили? — не унимался дьяк. — Вот погодите, как перезимуют, они вас, калмыков, погонят со своих земель.
Дайчин попался-таки на удочку.
— Что же мне делать? — растерянно пробормотал он, боясь взглянуть гостю в глаза.
— Как я сказал. Выдайте ослухов уфимскому воеводе или же в Астрахань к воеводе князю Черкасскому сопроводите.
Старый тайша всерьез призадумался.
— Да какой от меня прок?.. Они же у сына моего. Пускай он и решает, — рассудил Дайчин и направил Горохова к Мончаку.
Тот дружелюбно встретил чужака, рекомендованного отцом. Однако узнав о причине его визита, молодой тайша нахмурился.
— Нет, не желаю везти башкирцев ни в Астрахань, ни в Уфу, — наотрез отказался он.
Не теряя надежды переубедить его, дьяк Горохов и на этот раз принялся хулить башкир:
— Так ведь они ж калмыкам, почитай, самые лютые враги! Не дают вам развернуться, кочевать между Ликом и Волгою. Али вам неведомо, что башкирцы хотят вытеснить вас на Иргиз-реку да на Черные пески?!..
— Твоя правда! — сверкнул вдруг глазами задетый за живое Мончак. — Земля и воды не их, а божьи!
— Вот-вот! — встрепенулся дьяк. — Разве ж это справедливо, чтоб башкирцы одни сим краем благодатным владели! Послушайся моего совета, я дело говорю: пока калмыки не выдадут бунтовщиков, не будет им приволья!..
— Уж
и не знаю, как быть. Подумать надо бы, — угрюмо произнес молодой тайша.— Да чего тут думать-то! Незачем злодеям потакать, вези изменников в Астрахань али к уфимскому воеводе, покуда воры зла вам какого не учинили!
Но Мончак все еще колебался.
— Может, и в самом деле тебя послушать. Человеку в душу не заглянешь. Один бог ведает, чего у него на уме…
— А дозволь мне переговорить с беглыми башкирцами, — попросил вдруг Горохов вкрадчивым голосом.
— Нет, — даже не задумываясь, отказал ему тайша.
Но отделаться от коварного дьяка оказалось не так-то просто. И Мончак, в конце концов, сдался, сказав:
— Ай, ладно, будь по-твоему.
И вскоре Горохов встретился с башкирами.
Во время беседы он изо всех сил старался не выдать своей неприязни.
— Зачем вы бежали из Уфимского уезду? — начал он осторожно.
— Боялись, что накажут, — глянув на него исподлобья, ответил Атыгеш Токалов.
— А коли боялись, зачем же тогда бунт затевали?
— Невтерпеж стало. Кто бы выдержал такое измывательство — поборы да грабежи!
— Да-да, уж как я вас понимаю, — закивал, соглашаясь, Горохов. — Иные бояре похлеще баскаков татарских будут — и впрямь ведь зарвались. Но теперича уж мы такого произвола не допустим. Да и бунтовщиков, какие с челобитной пришли, простили. Вам тоже советую — отпишите государю грамотку, посулите, что впредь не станете бучу поднимать. И возвращайтесь тем временем домой без всякого страху.
— А тебя кто послал? — недоверчиво спросил Токалов.
— Воевода Волконский. Он желает вам добра.
— Волконский, говоришь? Да знаем мы, чего он добивается. У этого хитреца худое на уме — он хочет заманить нас в ловушку.
Атыгеша Токалова поддержали соратники-башкиры, до этого хранившие молчание.
— Не верим мы воеводам! — заявил Килей Таникеев.
— Да какая может быть дружба у волков с овцами!.. — воскликнул Менен Сартов.
Поняв, что ему ни за что не уговорить строптивых и недоверчивых башкир вернуться, дьяк Горохов сделал заход с другой стороны:
— Вот вы сейчас у калмыков скрываетесь. А ведь оные почитают башкирцев за заклятых врагов! Вы же не пускаете их на свои земли!
— Ах, вот оно что! Ты задумал поссорить нас с калмыками… — догадался Атыгеш Токалов.
— Нет, просто правду сказал, — ответил дьяк. — Разве ж не так? Калмыки сроду вам житья не давали! Эти злодеи вечно громили ваши летовки, скот угоняли да семьи. Кто ж поверит, что вы не желаете мести!
— Этот урыс точно задумал поссорить нас с калмыками! — начал терять терпение Атыгеш.
А Горохов все не унимался:
— Вот посмотрим — наступит весна, уж вы зададите благодетелям вашим жару!
— Неправда!
— Правда, правда. И чего это калмыки задарма вас кормят!
— Так-так, по-твоему, мы дармоеды?! — окончательно разозлился Токалов. — Пока мы охотимся и плавим железо. А летом будем служить у калмыков в войске. От нас им большая польза — мы хорошо знаем все дороги, тропинки да переправы.
Но дьяку это было мало интересно.
— Значит, все без толку! — махнул он рукой. — Зря я затеял этот разговор.