Академия Высших: студенты

– Вполне. Но давить на тебя я не могу.

– А если я не дам вам доступ к своей памяти?

Констация пожала плечами.

– Тогда я передам тебя декану. Твоя информационная составляющая в настоящий момент для нас важней твоего материального носителя. И даже ценнее твоей потенциальной пользы в качестве деструктора.

Мурасаки прикрыл глаза. Интересно, а чисто теоретически у него есть выбор? Хотя с другой стороны, почему он так сопротивляется? Потому что у него просит об этом доступе Констанция? А если бы попросила Алия или Джон – он бы отказал? Нет! Мурасаки открыл глаза.

– Хорошо, Констанция Мауриция. Можете забирать мои воспоминания. Я согласен.

– Тогда будь хорошим мальчиком, сними барьер. Я могла бы его снять сама, но так будет… менее болезненно.

Мурасаки кивнул. Больше между ним и миром не было никаких границ. Но увы, весь мир вокруг заполонила Констанция Мауриция, и за ее глазами была пропасть. И как всегда, она надвигалась, а он пытался шагнуть назад и в то же время не закрываться, потому что он обещал дать доступ, он разрешил. А потом Мурасаки выдохнул и подался вперед. И как всегда, все исчезло.

А когда он открыл глаза и увидел мир вокруг, голова была пустой и гулкой. Казалось, даже звук собственного дыхания отзывается в ней эхом, перекатываясь от виска к виску.

– Я могу идти? Вы узнали все, что хотели? – голос был чужим и хриплым, язык не слушался.

– Сначала приди в себя, а потом пойдешь.

Мурасаки облизал губы и вдруг почувствовал на языке вкус крови. Констанция протянула ему коробку с салфетками – когда только успела их взять? Мурасаки прижал салфетку к губам, отнял – красное пятно было размером с яблоко. Мурасаки осторожно потрогал губу пальцами. Какая странная рана! Не трещина, а продольный разрыв, будто он зубами раскроил себе губу! Мурасаки плотно прижал свежую салфетку к ране. Очень не хотелось заливать свитер Сигмы кровью.

– И все же я не понимаю одного, – вздохнула Констанция, – как ты попал в это место?

Мурасаки пожал плечами и посмотрел на Констанцию. Притворяется? Действительно не понимает?

– В какое?

– К этому… устройству.

От Мурасаки не ускользнула ни пауза в долю мгновения, ни то, как Кошмариция назвала эти часы. Устройство. Они действительно что-то делали. Или, наоборот, не должны были делать. Ведь если это, как выражается Констанция, устройство было сломано, а они его починили и их из-за этого вызвали, то значит, оно должно было делать… что-то нехорошее? Мысль была настолько неприятной, что Мурасаки запретил себе ее думать и с деланой беззаботностью пожал плечами.

– Оно всегда там было. Сколько я учусь в Академии, столько я и помню... это устройство. Только я думал, что это солнечные часы.

– И поэтому ты пошел туда ночью, к солнечным часам? – удивилась Констанция. – Странная логика. Что же ты надеялся на них увидеть?

– Ничего. Я просто скучал по Сигме и пошел гулять.

– Ночью? – снова переспросила Констанция.

Мурасаки дернул плечом.

– Знаете, это чувство… когда кого-то очень не хватает… оно не зависит от времени суток. Хотя вряд ли вы знаете, – грустно улыбнулся Мурасаки.

– Да, я не знаю, как может кого-то не хватать, я самодостаточна, как любой взрослый человек, – сухо сказала Констанция. – Можешь убрать салфетку. Только не улыбайся. А с утра сходи в медпункт, пусть тебе зальют регенерирующий гель, а то останется шрам. Не понимаю, почему ты так остро реагируешь на обычные процедуры обмена информацией.

Мурасаки молчал, с тоской думая о том, что дома в холодильнике есть несколько литров разного сока. И оранжевые ягоды с маслянистой мякотью – их название он все время забывал уточнить, просто покупал и все. И еще соленый молодой сыр, почти жидкий внутри. И главное – постель, на которую можно рухнуть. Но когда еще он попадет домой?

– Итак, – сказала Констанция, – значит, ты всегда знал про эту поляну и той ночью ты оказался там совершенно случайно? Ты не слышал никакого зова, тебе не снились никакие сны?

Мурасаки честно попытался вспомнить. Во снах ему в последнее время чаще всего не снилось ничего, а раньше – Сигма. И он не знал, какой вариант больнее.

– Нет, ничего такого. Мне просто захотелось в парк, мы с Сигмой там часто гуляли.

На словах «просто захотелось» Констанция сощурила глаза и стала похожа на гончую, которая взяла след.

– А откуда возникло это желание? Что ему предшествовало? Ты можешь вспомнить? Это очень важно!

– Констанция Мауриция, это был самый обычный для меня вечер. Я поболтал с ребятами, с Чоки и Растом, потом пошел ужинать в столовую, после ужина поговорил с какой-то первокурсницей. Она хотела пойти ко мне, я не хотел с ней никуда идти, поэтому ушел из студгородка. Пошел в парк. Все.

– И что это была за первокурсница?

Мурасаки закатил глаза. Вот зачем, спрашивается, он сказал про первокурсницу? Если Кошмариция спрашивает, значит, в вечерних воспоминаниях она не копалась. Почему он не промолчал про эту несчастную девочку? Теперь и ее разбудят ночью и заставят явиться перед дивные очи Кошмариции… Еще и в голову залезут ни за что ни про что.

– Так что это была за первокурсница?

Мурасаки пожал плечами.

– Обычная первокурсница. Симпатичная.

– Как мы знаем, обычные второкурсники могут излучать феромоны и открывать порталы. Так что обычные первокурсницы тоже могут быть исполнителями самых разных поручений. Как ее зовут? Эту первокурсницу.

Мурасаки задумался. Он не хотел называть имя Фиесты. Может быть, Кошмариция все-таки не станет докапываться?

– Я не помню!

– Не очень-то на тебя похоже, – Констанция пристально смотрела на Мурасаки.

– Это была самая обычная болтовня, – ответил он как можно легкомысленнее.

Но Кошмарицию его ответ не устроил.

– А как она выглядела, помнишь?

– В белой куртке, по-моему.

– Прикажешь мне проверять одежду всех первокурсниц?

Мурасаки снова пожал плечами.

– Она ничего важного мне не сказала, честное слово!

– Да-да, просто так, безо всякой причины подошла и предложила пойти к ней. Или к тебе, – усмехнулась Констанция. – Влюбилась в тебя прямо за ужином и не смогла вытерпеть ни одной минуты. И была такой настойчивой, что даже твоя грубость на нее не подействовала.

Мурасаки кивнул.

– Примерно так все и было.

– Тогда тем более странно. Это точно была наша студентка?

Констанция выделила голосом «наша», и Мурасаки задумался. Он ведь уже говорил про Фиесту, когда Кошмариция собиралась отправить его на диспансеризацию. Напомнить? Но тогда она поймет, что он соврал, будто не знает ее имени. Все-таки врать – это очень, очень тяжело. Намного сложнее, чем играть в покер, столько всего надо держать в голове!

– Вроде бы наша. Она мне как-то в столовой рассказывала, что я неправильно питаюсь. В учебном корпусе мы с ней тоже пересекались. Поболтали пару раз. Я же со всеми общаюсь, Констанция Мауриция, вы же знаете.