Академия Высших: студенты

Констанция отрицательно качнула головой, потом твердо посмотрела на декана.

– Нет, его мы брать не будем. Мы же говорили. Это будет ошибкой.

– То есть ты тоже не уверена, что контролируешь всех своих студентов? – с ехидством спросила Эвелина.

– Этого студента я держу на ментальном контроле, – сухо сказала Констанция. – И это должно тебе сказать о его уровне.

– Но ментальный контроль запрещен! – Эвелина с ужасом посмотрела на декана.

Он покачал головой.

– Я думаю, в нашем случае это оправдано, Эвелина. Держи ты на поводке эту студентку, я бы и слова тебе не сказал.

– Тогда кого мы возьмем? – тихо спросила Эвелина, отступая на несколько шагов назад.

Констанция сделала вид, что не видит испуга Эвелины.

– Ты говорила, что инициированных студентов-второкурсников у тебя двое. Вот второго и возьмем. Если ты, конечно, не возражаешь.

– Не возражаю, – кивнула Эвелина. – Наоборот. Это самое разумное решение.

– Найди этого второго студента, – скомандовал декан. – И заодно подготовь мне данные по его происхождению. Мне придется перевести его в наш филиал через его родной мир.

– А напрямую, как ты провел Констанцию? – спросила Эвелина.

– Я не всемогущий, – ответил декан. – Даже для меня это перебор. Ты же не забыла, что я ко всему прочему только что чинил дыру в мире, которую сделала твоя студентка?

Они все одновременно посмотрели на мутный диск печати. Туман словно еще больше сгустился. Теперь казалось, что диск до краев наполнен молоком. Тошнотворное зрелище. Констанция отвернулась.

Эвелина подняла руку с коммуникатором и начала набирать сообщение.

– Нет, – сказал декан. – Приведи его сама в мой кабинет. Не забывай, что это все-таки инициированный Высший. Хотя и необученный. Хватит с нас сюрпризов!

Эвелина кивнула и ушла. Они смотрели ей вслед, пока она не скрылась за воротами.

– Пойдем, я отведу тебя обратно, – со вздохом сказал декан.

– А кто встретит нашу вторую жертву?

– Я, – просто ответил декан.

– А я все гадала, зачем тебе несколько тел, – грустно улыбнулась Констанция, протягивая руку декану.

Он взял ее за запястье и заглянул в глаза.

– Он действительно настолько опасен? Этот мальчик, которого ты держишь под ментальным контролем?

– Пока я держу его под контролем – нет.

– А когда ты его выпустишь?

Констанция пожала плечами.

– А зачем я его буду выпускать? Он закончит Академию, уйдет к заказчику и больше не будет нашей головной болью. А контроль останется.

– Я не об этом, Конни. Я про его силу. Он может превзойти тебя или меня?

Констанция серьезно задумалась.

– Не знаю. Нам нужны другие критерии силы, Кай. Или мы не все знаем о силе Высших, и нам надо изучить ее лучше. Потому что эта девочка, – Констанция снова кивнула в сторону печати, – не выглядела особенно сильной. У нее были склонности к некоторым вещам, в других она отставала. Она обещала стать… хорошим специалистом. Трудяжкой. Но чтобы самопроизвольно инициироваться? Разрушать Академию? Я не знаю, откуда у нее появились эти силы.

– Мы что-то упускаем, Конни, – сказал декан. – Мы упускаем что-то очень серьезное.

Констанция вытерла пот со лба. Она чувствовала себя смертельно уставшей. Давно забытое чувство. И она была не рада ему.

– Она так просто ушла от нас, – призналась Констанция. – Как вода сквозь пальцы.

– Со второй печатью мы не имеем права на ошибку. Мы не должны этого допустить. У нас все должно получиться. Надо подготовиться!

Они подготовились.

И у них получилось.

Глава 41. Планы Мурасаки

Мурасаки проснулся от крика. Только кричали не голосом, а чем-то другим. Или как будто что-то порвалось или разбилось совсем рядом, что-то очень большое. Но ничего не разбилось, не упало, не сломалось, не порвалось. Никто не кричал.

Да что с ним сегодня такое? Еще днем, во время занятий он почувствовал себя плохо. Как будто чем-то сильно отравился, тело хотело лечь в темный угол и свернуться калачиком, а сознание хотело отключиться так сильно, так что он прямо на лекции уснул на пару секунд, а когда проснулся, долго не мог поверить, что все-таки проснулся. Ему казалось, что стоит пошевелиться, вздохнуть или даже моргнуть, как он снова проснется. И окажется неизвестно где. На несколько долгих мгновений Мурасаки понял, что не знает, кто он, кем он должен проснуться, в каком месте, и только тогда он понял, что давно не спит. Что ему не снится ни эта лекция, ни эта гулкая полупустая аудитория, ни парта на пятом ряду, где он сидит в полном одиночестве на весь сектор… Что лектор на самом деле говорит что-то важное, его все слушают, и только он один не может сосредоточиться, слова кажутся ему бессмысленным набором звуков. Мурасаки еле дождался конца лекции и отправился домой. В расписании оставались еще два семинара, но Мурасаки понял, что не в состоянии изображать учебу. Все происходящее казалось ему декорациями, фильмом, в котором он оказался вместо того, чтобы смотреть его с той стороны экрана. Он даже отправил сообщение Констанции, что плохо себя чувствует и пропустит занятия, удивляясь собственному послушанию и желанию все сделать по правилам. Как будто правила оставались единственной реальной вещью в этом мире, стремительно теряющем материальность.

А потом он пришел к себе домой, стащил одежду и рухнул на кровать. С удивлением трогал покрывало, подушку, свое лицо, стену. Все оно имело температуру, фактуру, пальцы ощущали то гладкость, то шершавость, то мягкость… И это было странно. Он был уверен, что они провалятся в пустоту. И наверное, эти простые жесты и ощущения помогли, потому что постепенно Мурасаки успокоился и уснул. И засыпая, он уже понимал, что просто засыпает, что мир реален, что зовут его Мурасаки и он учится в Академии Высших… Он даже готов был поверить, что чем-то отравился. Если бы не это пробуждение. Крик. Всплеск. Удар.

Может быть, дело не в нем. Как им твердят весь последний семестр: вы – Высшие, вы чувствуете не только себя, но и мир вокруг. Он часть вас. Вы должны его чувствовать постоянно – как свое дыхание, как свое сердце. Учитесь оценивать свои чувства.

А что, если это было что-то с миром, а не с ним? Если что-то случилось в мире? Большое и важное?

Мурасаки растерянно осмотрелся, будто ответ был где-то рядом с ним. Поговорить бы об этом, но с кем? У него никого не осталось, совсем никого. От отчаяния он бросил взгляд на браслет коммуникатора, он бы даже поговорил с Констанцией, но его сообщение все еще оставалось непрочитанным. Вот как. Значить, поговорить теперь он мог разве что с самим собой. Мурасаки поднялся с дивана и подошел к зеркалу. Ну что, будем разговаривать? – вяло улыбнулся он своему отражению, почти надеясь, что отражение подмигнет или ухмыльнется. Но отражение, конечно же, оставалось неподвижным. Немного усталым парнем с темными кругами под глазами, с узкими щелочками век, за которыми прячутся глаза.

Мурасаки поймал свой взгляд, уставился в черноту зрачков и поежился. Он начал проваливаться в себя. Разве такое бывает? Разве такое возможно?

Он отвернулся. Какой же он придурок! Почему он сразу не сообразил, что у него есть идеальный тренажер для всех упражнений, о которых говорилось в тех лекциях, что он слушал тайком? Попробовать? Мурасаки задумался. Если про этот способ не было сказано в обучающем курсе, может быть, не все так просто? Может быть, этого делать нельзя –работать с собой через отражение? Какими последствиями могут обернуться его эксперименты? Кома? Мозговой коллапс? Он окажется запертым внутри себя и не сможет выйти? Все это возможно, но… Не попробуешь – не узнаешь!